Семь ангелов

– Мы предполагаем, – важно начал комиссар, – что Климов сидел за столом, когда в комнату вошел преступник. Он взял с камина канделябр и нанес удар потерпевшему. Падая, Климов уронил стул. Затем преступник начал что-то искать. Исполнив свой замысел, он спрятал тело.

– Зачем? – холодно спросил Алехин. На лице француза появилась досада.

– Мы пока этого не знаем. Преступника, по-видимому, действительно интересовали бумаги Климова. Как выглядел ваш документ?

– Это пергамент, он лежал в оранжевой кожаной папке. – Комиссар обратился по-французски к кому-то из копошившихся в комнате жандармов. Отозвался смуглый молодой человек с птичьим лицом, который пропел: «No, monsieur le commissaire».

– Нет, папка, вероятно, пропала, – торжественно заявил Комндом и сделал пометку в своем разлинованном блокноте.

Жоан-ле-Пен

Ирина Сергеевна – первая жена Климова и мать Лизы – почти безвылазно жила на вилле, которая в 20-е годы прошлого века принадлежала английскому пэру, сбежавшему на Кот д’ Азюр со своей любовницей – танцовщицей варьете. Дом был выстроен в стиле арт-деко, а внутри расписан монументальными фресками, воспевающими чувственную любовь на лоне природы. Ирина Сергеевна – однокурсница Климова по институту стали и сплавов – называла все это «мазней старого папика».

Пэр всю жизнь занимался торговлей кофе, но в пятьдесят четыре года вдруг бросил дела, георгианское поместье с колоннами и прозябавшую там жену – к тому времени сушеную мымру. Увлекся театром, стал баловаться кокаином и носить бархатные куртки с кистями. Ирине Сергеевне доставляло удовольствие проводить параллели между пэром и ее собственным мужем. Правда, бес, стукнувший в ребро англичанина, совсем не тот бес, что разлучил их с Климовым.

Однажды пэр понял, что жизнь его, в сущности, прошла и в ней не было ничего, достойного рассказа за рюмкой бренди. Как и многие джентльмены его круга, пэр пришел к выводу, что лучшее лекарство от старости – молодая любовница. Для мужчин новой России смена жены была не борьбой с возрастом, а неизбежным этапом карьеры. Первые жены, как правило, институтские подруги. Пока их мужья карабкались вверх, они – уютные, верные и самоотверженные – обустраивали быт и растили детей. Им казалось, что жизнь замерла в точке комфорта и благополучия. Они сами там замерли, а мужья тем временем стремительно шли вперед, скупали активы, делили сферы влияния, решали проблемы, откатывали и лоббировали. Мир жен мимикрировал в лучшем случае до дома на Рублевке, мир мужей жил экспансией: они захватывали города, рынки, страны. И в какой-то момент с женами их разделяла целая историческая пропасть: она живет в том времени, он – в этом, она – вчера, он здесь, сейчас и немного завтра.

Когда-то Ирина Сергеевна знала Федора по прокуренным комнатушкам общаги, где он бренчал что-то на гитаре из Визбора и Окуджавы. У него были большие жилистые руки, в которых он приносил ей тюльпаны, сорванные ночью на городской клумбе. Они ездили на картошку – на поверку это была вовсе не картошка, а кормовая брюква. Много пили теплой водки и занимались любовью прямо в лесу. Потом все произошло мгновенно. Однажды Климов купил «Жигули»-«копейку» белого цвета и сообщил ей, что стал богат. Они приехали в кооперативное кафе на Остоженке есть шашлыки. Он пил виски «Ред лейбл», а она – ликер «Бейлис». Ей казалось, что это сон. Затем они перебрались от родителей Ирины Сергеевны в собственную сталинку, сделали евроремонт, отдохнули в Турции и на Канарах. Муж сменил джинсы на серый костюм с галстуком в огурцах, вместо «Жигулей» появился «шестисотый» «мерин», у них родилась Лиза. Однажды Климов пригласил Иру прокатиться за город, они ехали по Кутузовскому проспекту, потом куда-то свернули и оказались на узком шоссе, проложенном в сосновом бору. «Это наш дом», – сказал он, остановившись у двухэтажного кирпичного особняка с башенкой. Правда, сам Федор бывал там редко, зато Ирина пару раз видела его по телевизору с Чубайсом и какими-то другими мужчинами, такими же молодыми и в одинаковых серых костюмах, купленных словно на вырост. Ирина Сергеевна привыкла верить Климову и просто жила. Работать она перестала. Ее и раньше не особо занимала «механика деформируемого твердого тела», еще меньше – унылая контора со старыми тетками, цветочками в горшках и алюминиевым чайником. Теперь она ездила на примерки к Валентину Юдашкину, а прическу делала у Долорес, обросла подругами – чьими-то женами. Пока мужья осваивали страну, жены осваивали прелести нового быта.