Семь ангелов

На 20 сентября назначена наконец коронация Иоанны и Андрея, которую уже не раз откладывали. Думаю, что сама Иоанна не спешила возлагать на себя и мужа корону, чтобы не дать Андрею власти. Ведь трон получила она по праву наследства. Иоанне одной надлежит править, тогда как Андрей должен, по справедливости, подчиняться ей как своей государыне. Полагаю, что Андрея такая роль не устраивает. Он только и ждет короны, чтобы стать господином не только жене, но и всему королевству. Ведь пока не является он ни тем ни другим и вынужден покорно сносить насмешки рыцарей, окружающих госпожу. Кстати, не ошибся я по поводу Людовика, который теперь стал ближе к Иоанне и почти с ней не расстается. Одна служанка королевы сказала нам, что госпожа ее брюхата. За эти сведения уплатил честной девушке пять флоринов.

Завтра двор отправляется за город, в замок под названием Аверса. Мышеловка захлопнется. Только в нее попадет совсем не тот, кого здесь все считают мышью. Не мышь он, а сыр.

Вспомнил сейчас, как господин папа водил нас по прекрасному своему дворцу. Он говорил о семи ангелах, которые хранят дом этот и его секреты. Четыре из тех ангелов явные, три – тайные, имена и места которых известны только доброму господину и мне. «Посмотри на эту розу на нашем гербе, – говорил святой отец. – Пять лепестков ее видны всем. Но лепестков может быть семь». «Как же, отче, их может быть семь, когда их всего пять?» – по неразумию своему спрашивал я. «Что видит простец? – продолжал папа. – Только то, что доступно его глазам. Явное туманит разум. Достаточно прикрыть глаза, и обретешь глубину». Святой отец называл это 3 D, что значит третье измерение[28]. Простецы живут в двух измерениях, только людям мудрым открыто третье. Думает Людовик, что приобретет сейчас славу и корону, на самом деле разрушит он королевство это, а себя ввергнет в ад.

Замок Аверса, лето Господне 1345, месяца сентября 18-й день

Свершилось. Не терпится доверить пергаменту события сегодняшнего дня и ночи. Итак, прибыли мы в замок под названием Аверса, чтобы в прохладе деревьев отдохнуть перед предстоящей коронацией, назначенной на 20 сентября. Утром 18 сентября двор отправился на конную прогулку. Сам король Андрей неожиданно помог осуществлению наших замыслов. Надо полагать, что внутренние соки, которые наполнили его тело мужественностью, совсем ударили ему в голову, вероятно, оттого, что долго не имели естественного выхода. А это опасно. Потому-то и сочли мы разумным иметь при себе девушку по имени Клара, чтобы давать выход кипящим в молодом теле сокам. Иначе затуманят они разум и лишат нас хладнокровия. Хорошо известно, что семя, или, как говорят греки, сперма, оплодотворяет, коли выпустить его в нужный момент, который устанавливают по звездам. Так поступили мы. Оттого-то Клара и брюхата. Но та же сперма способна отравить тело. Подобно другим испражнениям требует она выхода. Недуг этот медик, по имени Мордехай, называет спермотоксикозией, или отравлением посредством семени. Им-то и страдал несчастный король Андрей, который, как только покинули Аверсу, приблизился к госпоже Иоанне и прогнал ехавшего с ней по привычке Людовика. Тот в ярости удалился. Я же подъехал к нему и сказал с притворным сочувствием:

– Часто судьба дает власть ничтожным над достойными. – Людовик покраснел от ярости и на своем варварском наречии назвал короля Андрея содомитом.

– Как знать, – продолжил я задумчиво, – наш добрый король сильно возмужал за последний год, чему подтверждением является плод, который королева носит под сердцем.

Людовик на это вскипел, из чего я понял, что, несмотря на близость с Иоанной, сомнения по поводу ребенка лишают его разума, и без того небольшого. Припустив коня, Людовик вернулся к госпоже Иоанне, ехавшей подле своего мужа. О чем они говорили, не знаю, но полагаю, что король Андрей второй раз попросил невежу удалиться. Людовик бросил на меня яростный взгляд и поехал к своим людям, таким же мужланам, как он сам.

Привал сделали мы в прекрасной роще. Король все время находился подле супруги, которая, замечу, была чудо как хороша в этот день. Развлекались они игрою в мяч, потом обедали телятиной и овощами, а слух их услаждали искусные музыканты. Народ этот весьма преуспел в игре на инструменте, который простецы называют гитарой. Особенно красива одна канцона. Написана она на варварском наречии и начинается так: «О, солнце мое, солнце лесное». Посвящена та канцона ложным радостям плоти за городом.