Семь баллов по Бофорту

Кроме метеогруппы на «полярке» две смены аэрологов. В полдень, полночь и шесть тридцать утра в небо стартует радиозонд. На запуск уходит три часа. Три часа утром, три днем, три ночью — сутки раздроблены на кусочки, аэрологам, конечно, тяжело.

В высоком сарае самодовольно пыжится огромный пузырь. Его придерживает у земли небольшая чугунная гирька. Прозрачная груша все наливается: по шлангу течет водород. Груша тоскует и рвется, ей уже не терпится в небе. Приходит чернявый, меланхоличный паренек, давно и принципиально не стриженный. Это Юра Космынин. По-моему, он просто давно не получал писем. Отсюда и весь нигилизм. Юра привешивает к зонду миниатюрный передатчик. Потом вдвоем с механиком они хватают летучую грушу и стремглав бегут на волю. Гирька валяется на земле. Шар уносится в небо. Тает, тает, совсем не видно. Мы стайкой направляемся в лабораторию. Там, за пультом следящего устройства дежурный ловит мышиный писк, робкие пи-пи-пи. Шар докладывает — графиками и цифрами, — какая температура в воздушных слоях, каково направление ветра и вообще чего можно ждать от погоды.

Врангель — аккуратный наблюдатель, придиры в Ленинградском институте Арктики ставят за его сообщения «отлично».

Вечером мы возвращаемся домой. Николай Константинович, примостясь у стола, пишет что-то в клеенчатую тетрадь.

Странно на душе, когда читаешь чужой дневник, да еще написанный на забытом людьми и богом островке, вроде острова Жохова, среди долгой полярной ночи.