Семь божков несчастья

Мобильник тоже не удостоился моего внимания. Еще раза три телефоны трезвонили то одновременно, то по очереди, после чего оба разом загнулись. Тогда я, гордая маленькой победой, выбралась из-под одеяла, сыграла на губах бравурный марш и отправилась умываться. За этим занятием настырный абонент меня и застал.

— Ты чего к телефонам не подходишь? — с порога набросилась Лизавета.

Выглядела она в буквальном смысле слова сногсшибательно: дико-желтая юбка до колен, приятно обтягивающая все Лизкины впуклости и выпуклости, красный топ, слегка ошалевший от количества вложенного в него богатства, и красная же шляпа, которую подруга кокетливо сдвинула набок. Венчали наряд малиновые босоножки на высоченной платформе, отделанные стразами, как новогодняя елка. Пальцы Лизаветы украшал кроваво-красный маникюр. О макияже умолчу, потому как слов, способных передать буйство красок на лице Лизаветы, в русском языке пока еще нет. Коренные жители какой-нибудь Гвинеи-Бисау удавились бы от зависти при виде боевой раскраски подруги. Ну, или сожрали бы ее в сыром виде, приняв за опасного врага.

При виде подобной красоты я поперхнулась зубной пастой и закашлялась. Лизка тут же от души замолотила ладонью по моей спине, отчего позвоночник в ужасе содрогнулся, и повторила вопрос:

— Так чего ты трубки не берешь?

— Не слышала, — нагло заявила я.

— Не ври! Ложь — есть самый большой грех, — нравоучительно изрекла подруга.

Я хитро прищурилась:

— Больше чревоугодия и прелюбодейства?

— А при чем тут прелюбодейство?

— Просто ты вырядилась, словно на панель. Извини, — лицо у меня под пристальным взглядом Лизаветы приобрело свекольный цвет.

— Ты ничего не понимаешь! Это крутой прикид. В антикварный магазин только в таком и ходят.

Настала моя очередь удивленно хлопать ресницами. Заметив мою растерянность, Лизка с укором попеняла:

— Видать, что-то у тебя с головой после взрыва приключилось.

Вероятно, Лизка была права, потому что до этой минуты мое сознание пребывало в счастливом забытьи относительно случившегося в пещерах. При упоминании о взрыве я, что называется, вспомнила все, и помрачнела:

— Что мне следует помнить?

— Ну, как же! — оживилась Лизавета. — Мы сегодня едем в антикварную лавку.

— Зачем?

— У тебя все-таки точно что-то с башкой произошло. Или ты не с той ноги встала.

— Не с той ноги встала, говоришь? Да я вообще не с той ноги родилась, раз имею дело с тобой! Напомни, будь любезна, о чем речь.

Подруга с таким видом закатила глаза, словно я и вправду страдала хронической амнезией. Но что странно — я ведь по-настоящему не помнила, с какой целью мы направляемся к антиквару! Состояние памяти здорово обеспокоило, поэтому я в волнении уточнила:

— Мы о чем-то договаривались?

Лизка просверлила меня строгим взглядом, я его стоически выдержала, и тогда подруга будто нехотя призналась:

— В принципе нет.

Вздох облегчения непроизвольно вырвался из моей груди, а Лизавета тем временем продолжила:

— Но после ночи, проведенной без сна, я решила начать расследование именно с визита к антиквару, потому как нэцке не дает мне покоя. Ты ведь помнишь, что мы все-таки беремся за это дело?

— Это я помню… — сокрушенно вздохнула я, жалея о собственной слабохарактерности. Вчера, когда мы возвращались из Киселей, Лизавета составила примерный план действий, но к тому моменту действие баб-Шуриного эликсира закончилось, и я откровенно дремала. Впрочем, Лизка, увлеченная разработкой тактики и стратегии предстоящего расследования, этого не заметила. Я послушно кивала, соглашаясь со всеми предложениями, хотя смысл их понимала слабо.

— Так вот, дорогая моя, мы посовещались, и я решила: найденную нэцке следует отнести антиквару. Он ее оценит, ну, и если повезет, удастся выудить из оценщика кое-какую полезную информацию. Коль вещь окажется ценной, выясним, кому она принадлежала, кто ею интересовался, зацепимся за какую-нибудь ниточку и размотаем весь клубок! Одним словом, дел у нас масса! Хорошо бы обзавестись собственным средством передвижения, а то ведь расследование — дело хлопотное, затратное! На такси да на общественном транспорте не наездишься. А вдруг придется за кем-нибудь следить? А он на машине? Представляешь, объект на колесах, а мы на трамвае?

Каждой клеточкой я ощущала, как расследование уже затягивает меня в свои сети, будто липкая паутина доверчивую муху. Жертва, как правило, обреченно кладет голову на плаху злодея, я же попробовала сопротивляться, впрочем, совсем не веря в положительный исход сопротивления.

— И где же мы возьмем собственное средство передвижения? — задавая вопрос, я старательно изучала угол кухни, куда мы к тому моменту переместились. Прожорливая Лизка с завидным аппетитом поглощала яйцо, зажаренное в куске белого хлеба, и запивала все это свежесваренным кофе (дорогим, между прочим!). Хоть я и делала вид, что не понимаю Лизаветиных намеков, но понимала прекрасно, о чем идет речь.