Семь чудес (ЛП)

Стены Вавилона были разрушены. Висячие сады лежали в руинах. Но великий зиккурат остался, возвышаясь, как гора, посреди буро-коричневого города. Каждый из семи ступенчатых ярусов когда-то был другого цвета. Почти все декоративные скульптуры и украшения были убраны Ксерксом, когда он разграбил город, и последующими мародерами, а кирпичные стены начали рушиться, но от первоначального фасада осталось много кое-чего, чтобы показать, как когда-то должен был выглядеть зиккурат. Первый и самый большой ярус был кирпично-красным, но следующий был ослепительно белым (облицован привозным известняком и битумом, как я узнал позже), следующий был украшен переливчатой синей плиткой, следующий - буйством узоров в желтом и зеленом цвете, и так далее…  Во дни Навуходоносора эффект должен был быть неземным. Среди искаженного совершенства зиккурата я заметил то тут, то там крошечные пятнышки на его поверхности. Только когда я увидел, что эти пятнышки шевелятся и это на самом деле были люди, я понял истинный масштаб зиккурата. Сооружение оказалось даже больше, чем я думал.

Солнце начало садиться, бросая свои лучи на пыльный город и заливая зиккурат оранжевым светом. Этеменанки, как называли его вавилоняне, Основание Неба и Земли. По правде говоря, мне казалось, что такая огромная и странная вещь вряд ли могла быть создана руками человека.

Такие же мысли были и у Антипатра. Стоя рядом со мной, он продекламировал стих:

— Какой циклоп воздвиг курган Семирамиды?

Или какие великаны, сыны Геи, подняли семь его рядов

Подобных семерым Плеядам?

Неподвижный и непоколебимый он массою своей

Как высоченная гора Афон, на землю давит вечно.

Утомленный путешествием и особо не задумываясь, я все же нашел неточность у Антипатра: — Вы сказали мне, что зиккурат построил Навуходоносор, а здесь у вас Семирамида, — сказал я.

— Поэтический оборот, Гордиан! Семирамида звучит получше, и ее имя гораздо благозвучнее. Как можно сочинить стихотворение с таким громоздким именем, как Навуходоносор?

                                                                                                                * * *

Когда стемнело, Дарий помог нам найти ночлег. Маленькая гостиница, в которую он нас привел, находилась недалеко от реки, заверил он нас, и, хотя мы чувствовали запах реки, пока ели скромную лепешку с финиками в общей гостиной, из нашей комнаты наверху ее не было видно. Действительно, когда я попытался открыть ставни, они ударились о неприглядный участок городской стены, протянувшейся вдоль набережной.

— Завтра я покажу вам Этеменанки, — упорствовал Дарий, который разделил с нами трапезу и последовал за нами в комнату. — Когда мне прийти к вам?

— Завтра давайте отдохнем, — сказал Антипатр, рухнув на узкую кровать. — Ты не против поспать на этой циновке на полу, не так ли, Гордиан?

— Вообще-то, я думал прогуляться, — сказал я.

Антипатр ничего не ответил; он уже храпел. Но Дарий энергично замотал головой. — Небезопасно ходить после наступления темноты, — сказал он. — Ты оставайся внутри.

Я нахмурился: — Ты уверял Антипатра, что это хороший район, где нет ни воров, ни карманников.

— Я говорю правду…  не беспокойся о грабителях.

— Тогда в чем опасность?

Выражение лица Дария было серьезным. — После наступления темноты она выходит.

— Она? О ком ты говоришь? Скажи понятнее!

— Я и так уже слишком много сказал. Но не выходи до рассвета.  Утром я встречу тебя!  — Не сказав больше ни слова, он исчез.

Я упал на пол и откинулся на циновку, думая, что никогда не засну, когда Антипатр так громко храпит. Следующее, что я помнил, это солнечный свет, который струился в открытое окно.

                                                                                                                      * * *

К тому времени, когда мы спустились вниз позавтракать, солнце уже стояло высоко. В общей комнате был только один гость. Его костюм был настолько диковинным, что я чуть не рассмеялся, когда его увидел. Единственные астрологи, которых я когда-либо видел, были на сцене в комедиях, и этот человек был похож на них. На нем была высокая желтая шляпа, поднимавшаяся ярусами, как ярусы зиккурата, и темно-синяя мантия, украшенная изображениями звезд и созвездий, вышитых желтым цветом. Его туфли были инкрустированы полудрагоценными камнями и заканчивались спиральными петлями на концах. Его длинная черная борода была завита, заплетена и посыпана желтым порошком, так что она исходила от его челюсти, как солнечные лучи.

Антипатр пригласил незнакомца присоединиться к нам. Он представился как Мушезиб, астролог, посетивший Вавилон из своего родного города Экбатана. Он много путешествовал, и его греческий был превосходен, вероятно, даже лучше моего.

— Ты пришел посмотреть на зиккурат, — предположил Антипатр.

— Или на то, что от него осталось, — сказал Мушезиб. — Здесь также есть очень хорошая школа для астрологов, где я надеюсь найти место учителя. А ты?

— Мы хотим просто посмотреть город, — сказал Антипатр. — Но не сегодня. Я слишком устал, и все мое тело болит после вчерашней езды.

— Но мы не можем оставаться дома весь день, — сказал я. — Возможно, поблизости есть что-то интересное.