Семь Чудес Рая

– Я говорил им о тебе, друг Иисус, но их интересовала только внешность… – Михаил сделал паузу: – Не твоя, а их собственная. Я взывал к их сердцам, но женское сердце вдруг оказалось одним из тех камней, на которых глупец царапал имя, а наглец сжимал в руке, раздумывая, в кого бы им запустить. Я называл им имя твое, но женщине важно имя того, кого она любит, а это не ты, мой друг. Если ждешь женщину, Иисус, возле креста, это напрасно – все трое, наглец, глупец и женщина внизу, у подножия, в капканах страха, самости и иллюзии. Я принес тебе, друг Иисус, печальную весть – там, на земле, ты один.

– Не суди женщину, брат Михаил, – подняв уровень свечения абсолютной любви до ослепительного, ответил Иисус, – ибо иллюзия, которая есть платье ее, соткана руками отца. Он надел его на женщину намеренно, так как написать новую картину на имеющемся холсте можно, только размыв уже нанесенные ранее краски. Иллюзия растворяет изначальное, создавая чистый лист для очередного творения. Отец всегда подле женщины, как родитель не отойдет от чада, которому сам в игре повязал платок на глаза, чтобы тот не споткнулся, развивая слух, чутье и координацию.

– Истину говоришь, друг Иисус, – архангел вопрошающе завибрировал, – но скажи, где же муж, что не встретился мне на земных дорогах?

– Душа, избавившаяся от наглеца через веру, рассеивающую страхи, и победившую глупца через волю к знанию, усмиряющему самость, и есть муж, а плечом своим коснувшись плеча женщины, возьмет ее за руку, получив взамен сердце, и вместе они, как единое целое, поднимутся ко мне на Голгофу, – Иисус ослепил на миг Михаила вспыхнувшей, подобно сверхновой, сферой.

Оглушенный архангел некоторое время впитывал сказанное Иисусом, а затем, синхронизировав свои вибрации, подброшенные его собеседником выше нормы, с уровнем сознания, произнес:

– Меня ждет совет, друг Иисус, с отчетом, и я буду краток – ты все еще одинок на своем кресте, пришествие нужно переносить.

– Совет уже знает, – улыбнулся Иисус, – но ты все равно сходи.

– Зачем же я спускался с небес? – искренне удивился архангел.

– Чтобы передвинуть событие, намеченное планом отца, нужна энергия, – Иисус подсветил сферу зеленым. – Для переноса пришествия – огромное количество. Человек добывает ее общностью, единением, но в несовершенстве берет ее не из любви к ближнему, а цепляет из антимира, в массовых побиваниях друг друга, через войны. Сколь долго отец может наблюдать, как его дитя в попытках согреться сует пальцы в огонь? Спустившись с небес, ты, Михаил, его посланец, принес на крылах своих нужную энергию сдвига. Иди, брат мой, совет ждет.

Дом, ветер и рыбак

Открой мне ту печаль свою,

Что гложет, глядя на меня.

И, может, место я в строю

Займу, достойное тебя.

1

Дом стоял на самом краю скалы. Высунувшись из западного окна, можно было разглядеть прямо под собой, внизу, футах в ста-ста пятидесяти, как воды северного океана обрастали пенной бородой, встречая на пути гранитную стену, не желавшую отступать перед натиском ровно дышащего исполина ни на дюйм. Ледяной ветер, прихватив с собой водяную взвесь, влетал внутрь через разбитые стекла, оставляя на острых краях соляные кристаллы и, не обращая внимания на слабые возражения еле хлопающих от усталости дверей, пронизывал насквозь перегородки свистящими плетьми, а собрав основные силы в коридорах, вываливался с торжествующим хохотом наружу, имея в своем распоряжении три пустые глазницы оконных проемов на восточном фасаде, рамы из которых он вышиб давно, соединившись с ураганом, к тому моменту расправившемуся с несколькими рыболовецкими посудинами и здорово потрепавшему военный фрегат, но не осилившему дом на берегу по причине ослабления крутящего момента.

Ветер недолюбливал дом с самого начала. Еще до появления стен, когда человек сложил из валунов только первый венец будущего строения, ветер, привыкший облизывать гладкие блестящие лысины местных скал без помех, начал спотыкаться об уродливое препятствие. По мере возведения чуждого прибрежному ландшафту сооружения возмущение ветра становилось все сильнее. Его размашистые порывы теперь налетали на вполне серьезную преграду, растрепывая собранные воедино пряди, теряя силу потока и образуя завихрения, мешающие полировке окрестных валунов.

Ветер предупреждал человека, строящего дом: уходи, бросай, оставь. Он вырывал из лунок столбики-метки, пылью сек глаза строителю, выл по ночам, не давая спать, а когда человек собрал подмостки и забрался на них продолжать работу, ветер раскачивал шаткие конструкции, стараясь свалить и их, и упертого каменщика, в одиночку поднимающего валуны для кладки.