Семь дней страсти

Слава Богу. Сейчас ему было просто необходимо побыть одному, чтобы привести в порядок мысли. Но, несмотря на уединение, он не поднял руку, чтобы потереть болевшую шею. Он давно научился не обращать внимания на грубый шрам, который опоясывал его шею, никогда не прикасаться к нему… Даже когда этот шрам сдавливал шею, как петля, как было сегодня.

Она снилась ему ночью. Она стояла на краю скалы, ветер прижимал к ногам ее платье и развевал волосы, словно извивающиеся щупальца медузы. Когда она оглянулась на него, ее взгляд был полон осуждения.

Синтия знала то, что знал он, была уверена в его полной неудаче. Но теперь он мог спасти ее, потянуться и вытащить из зияющей утробы серых вод.

Но что-то удерживало его, что-то грубое, тесное и душившее его. Ланкастер потянулся, чтобы разорвать сжимавшее его кольцо. У него устали глаза, пока он искал кого-нибудь в помощь, но никого не было. Он видел только девушку, которая сделала шаг, и ее тело медленно опрокинулось вниз. Кольцо вокруг шеи сжалось еще сильнее…

Только сила воли позволила Николасу очнуться от сна. Он упорно трудился над этим навыком, поскольку были в его прошлой жизни такие моменты, которые он не хотел узнавать снова. Но прошло уже много лет, с тех пор как он страдал от подобных ночных кошмаров, поэтому его мозг сопротивлялся без тренировки.

Ланкастер открыл глаза, но они опять закрылись. Ему показалось, что что-то белое двигалось в лунном свете в комнате. Он выдохнул и вновь попытался открыть глаза. На этот раз перед ним была темнота, ничего белого. Ланкастер сел, опустив ноги на пол. Холодный пол вызвал в нем озноб, принесший облегчение после лихорадочного страха от сна.

Бодрящий воздух также стал облегчением. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоить участившийся пульс. Это сон, всего лишь сон.

Перед его глазами опять промелькнуло что-то белое, пересекающее комнату, на этот раз отчетливее. Очертание платья, расплывшееся пятно лица. Но ничего не было, просто остаток ужаса, и больше ничего. Николас провел рукой по волосам, потянулся за кувшином с водой, который стоял рядом с кроватью. И замер.

Вода была на месте, и лампа стояла там же, но там было что-то еще. Что-то небольшое и тусклое, со слабым отблеском в лунном свете. Что-то такое, чего прежде там не было.

Виконт окинул взглядом комнату, посмотрел на дверь и ничего не увидел. Может, приходила миссис Пелл, принесла… Что? Ланкастер покосился на незнакомый предмет и потянулся к лампе. Немного потрескивая, загорелся фитиль, и в свете лампы он увидел какой-то лоскуток ткани.

Лампа разгорелась ярче. Подняв лоскуток, Ланкастер увидел, что это ленточка. Шелковая ленточка для волос, жесткая и выцветшая, в белых пятнах соли… Как будто ее опустили в океан и оставили на камнях сохнуть на солнце.

Глава 4

Ричмонду придется умереть.

Ланкастер смотрел на пламя камина в спальне и: качал головой в такт летящим искрам. Ричмонд должен умереть.

Его смерть не снимет вины, терзавшей сердце Николаса, но это было единственное, что он мог предложить привидению Синтии Мерриторп.

Она приходила к нему в комнату уже три раза, всякий раз, когда он спал, и оставляла какой-нибудь знак своего визита. Ленточку. Гладкий камешек. А последний раз она оставила после себя мокрую морскую водоросль, как будто она прилипла к ее мертвой ноге.

Скорее всего она не последует за ним в Лондон; Николас не слышал, чтобы привидения путешествовали. Но также понимал, что не сможет жить, зная, что она застряла здесь, в этом мире, скитаясь по пустым комнатам. И. миссис Пелл вряд ли это оценит.

Размышляя, не сошел ли он с ума, Ланкастер сложил одежду и скользнул под ледяные простыни. Он так устал, что сомневался, сможет ли уснуть. Мысли в голове путались, спотыкаясь друг о друга, и смешивались с обрывками снов и кошмарных воспоминаний.

Ему было всего пятнадцать, когда отец отправил его в Озерный край. В то время его семья только узнала, что действующий виконт, их давний кузен, не будет передавать свой титул законному наследнику. Еще в шестилетнем возрасте мальчик стал страдать от припадков, и, судя послухам, со временем его состояние только ухудшилось. Говорили, что он близок к смерти, но виконт не хотел признаваться ни себе, ни кому-то еще, что его сын не доживет до совершеннолетия.

Никто не хотел признавать, что вскоре отец Николаса получит титул. У его семьи не было связей в обществе и средств на их развитие. Они оставались бедными и на неплодородных вересковых полях Йоркшира и ждали, как воронье, смерти мальчика.

Семья, изолированная от общества, сильно волновалась, когда возможность изменить что-то представилась сама собой. Поездка в Озерный край. Шанс для Ника установить отношения с состоятельными семьями.

От этих воспоминаний Ланкастер почувствовал приступ тошноты. Боже, какими деревенскими глупцами они были, как рыба в бочке, не понимающая грядущей опасности.