Семь дней творения

Ветер над стройкой ломил ровной непроглядной стеной. К столовой они двигались гуськом, стараясь не упустить идущего впереди из вида. "Нам-то что! - закрывая лицо концом косынки, думала Антонина. - Отработал вербовку и досвидания. А вот кому жить здесь,- намучаются".

Столовую распирало гвалтом и хохотом. Облако табачного дыма и пара из кухни медленно клубилось над множеством голов. Запахи извести, нитрокраски, столовой стряпни, курева, смешиваясь, оборачивались терпким, обжигающим гортань настоем. В окне раздачи, словно в портретной раме, сияла царственной осанкой дебелая блондинка лет тридцати пяти, усмиряя словом, кивком головы бушующие вокруг нее страсти: - Мусенька, мне погуще.

- Погуще, знаешь где?

- Муся, суп пересоленный, влюбилась?

- Не бойся, не в тебя.

- С тоски сохну, Мусенька.

- Перезимуешь.

- Муся, в кредит отпустишь?

- Спился уже, спрашивать не с кого будет.

Антонину она оглядела с откровенной обстоятельностью и, видно, заключив сравнение в свою пользу, величаво расплылась:

- Конечно, с непривычки? - Черные ее глаза-бусинки снисходительно лучились. - Это еще ягодки, а вот зимой задует, так хоть в печку лезь... Следующий!

За столом Антонину уже ждали. Ей мгновенно очистили место, пододвинули хлебницу и, предоставляя ее самой себе, занялись едой. Но и за обедом ребят не оставляла забота о начатом деле. Оно - это дело - жило в напряженных лицах, беспокойных руках, хмурой сосредоточен-ности. Альберт Гурьяныч, старательно двигая челюстями, начал первый:

- Здесь месяцем не обойдешься, бригадир. Верных два. И то, дай Бог, уложиться. По этой стене поползаешь. С одной насечкой мороки недели на две.

- Да,- сокрушенно вздохнул Шелудько,- намахаешься. Нашли крайнего, больше некому. Дураков-то теперь нема.

Любшины одновременно, с уверенным любопытством повели носами в сторону бригадира: давай, мол, дорогой, отвечай.

- По-моему,- Осип невозмутимо доедал свой суп,- можно сделать и за месяц. В случае чего, будем прихватывать выходные. Такой заработок на земле не валяется. Главное, без паники. Считайте, что деньги у вас в кармане.

Вставая, Альберт Гурьяныч скептически хмыкнул:

- Ладно, мое дело телячье. - Он лениво кивнул в сторону раздачи. Смотри, сглазит она тебя, бригадир.

Выражение круглого Мусиного лица красноречиво свидетельствовало о ее душевном состоянии. Она провожала Осипа до самой двери взглядом, полным преданности и нескрываемого обожания. У Осипа сердито заалели уши. Он поспешил как можно незаметнее выскользнуть в коридор. Выходивший следом за ним Шелудько восторженно мотнул головой:

- Вот баба! Глаз положит - и погиб человек, залюбит до смерти.

Братья тоже поднялись.

- Мы пойдем,- рассудительно сказал Наша. - Вы тут особо не торопитесь, время еще есть.

Сема поддакнул:

- Полчаса вполне.

Только оставшись наедине с ней, Николай позволил себе заботливо коснуться ее локтя:

- Устала?

- Капельку.

- За ними не тянись, успеется.

- Покуда можно.

- Надорвешься, поздно будет.

- Поберегусь.

- Ну, смотри...

- Ты сам-то не рвись. - Его робкая забота о ней тронула Антонину, она ласково погладила ему тыльную сторону ладони. - Всех денег не заработаешь.

Среди разговора за стол к ним подсел прораб:

- Ну, как на новом месте? - В его нервной оживленности сквозило что-то больное, вымученное. - Ветерок этот, конечно, не подарок, да ведь вам-то после севера не привыкать, наверно. Зато теплынь - бани не надо. - Он испытующе воззрился на Николая. - Еще не насекали?

- С лесами возились.

- Ну-ну... Работа, понимаешь, срочная. От нее вся процентовка зависит. Успеть надо.

- Постараемся.

- Ты, парень, вижу - с головой, понимаешь, что - к чему. Оська, человек больной. Будет ковыряться, как в часовой мастерской, а здесь темп нужен. Понимаешь? - Маленькие глазки прораба исходили молящей просительностью. - Стукнул молоточком разок-другой и крой себе. Авось не дворец - сойдет.

- Я человек у вас новый, Назар Степаныч,- заскучал Николай,- как все, так и я.

- А ты поговори с ребятами, им же лучше. Что они своей выгоды не понимают.

- Попробую.

- Вот и договорились,- сразу заторопился Карасик. - Завтра загляну, посмотрю, как начали.

Когда они возвратились на объект и Николай рассказал Любшиным о своем разговоре с прорабом, те лишь согласно вздохнули:

- С Осей надо.

- Без него никак.

- Мое дело передать,- обиделся Николай. - Только если как в аптеке работать, много не заработаешь.

Братья молча переглянулись и не ответили. Но Антонине показалось, будто при упоминании о заработке что-то в их лицах дрогнуло, обмякло и, отметив про себя эту в них перемену, она посожалела в сердцах: "Ломает душу копеечка, вот как ломает!"

Вечером, молясь перед сном, она просила благодати себе, и мужу, и его товарищам, всем тем, от кого зависело их благополучие. Не забыла и об отце, страстно желая ему здоровья и долгих лет жизни. Последняя же ее молитва была во имя страждующего за других иноверца Осипа.

Сон не шел к ней, она долго лежала в темноте с открытыми глазами, потом спросила, скорее себя, чем мужа:

- Может, не надо?

- Чего? - откликнулся тот сквозь дремоту. - Чего не надо?

- То, как прораб хочет.