Семь дней творения

Уткнувшись головой в первую же копну, Вадим словно окунулся в другой, совсем недавно потерянный им мир. Его, выросшего в раздельной бесприютности башкирского юга, угнетала здешняя скученность дорог, строений, людей, вызывавшая в нем непонятную ему самому раздражительность, даже озлобление. Там - в детдоме, а потом в ФЗО он представлял себе свою будущую самостоятельную жизнь иной, никак не похожей на эту. По рассказам бывалых погодков здешние места рисовались Вадиму землей обетованной, где перед гостем из-за Урала открывается миллион возможностей стряхнуть с себя, как дурной сон, опостылевшее однообразие степи. Но действительность в два счета развеяла его иллюзии. Попав на строительство завода, он оказался среди людей, съехавшихся сюда чуть ли не со всех концов страны и не связанных между собой ничем, кроме желания заработать на обратную дорогу. Профессия в договоре не указывалась - оргнабору это было невыгодно: вербованный мог потребовать работу по специальности - и Вадиму, с его пятым разрядом, едва-едва посчастливилось устроиться подсобным штукатура. Так что, при всей его трезвенности, ему редко выпадало сводить концы с концами. Но, по правде говоря, его удручало не столько безденежье,- разносолами на коротком своем веку он не был избалован,- сколько эта вот ожесточающая душу сутолока, которая день ото дня затягивала его в свой оголтелый круговорот, не давая опомниться и хоть как-то определить себя в окружающем. И сейчас, лежа у копны июльского сена, Вадим со сладостной истомой вспоминал когда-то без сожаления брошенную им зябкую башкирскую степь с ее блеклыми тонами и коротким летом. И то, что раньше казалось ему скучным и постылым - долгие зимние ночи, стылые ветры по осени, безлюдье - выглядело теперь вещим, мудрым, исполненным значения... Где-то совсем рядом зашуршала трава.

- Кто тут живой отсыпается? - Не поворачивая головы, Вадим по голосу узнал Телегина. - Принимай в канпанию!.. Никак ты, Вадька.

Вадим не ответил: сейчас ему его одиночество было дороже телегинского соседства. Но тот все же сел рядом, зажег спичку, затянулся.

- Эх, ведь какая благодать кругом. - Речь его лилась трезво и благостно. - Хлеба хрустят, тварь всякая стрекочет, земля в духу покоится... И середь всего этого пьяный человек, навроде дерьма, шалается, святое место поганит... Так все в нутрях и переворачивается. Материться и то - лень... В деревню бы сейчас. Да по ранней зорьке, кваском опохмелимшись, косу на плечи...

- И очень просто.

- Просто! А в пачпорте кирпичик: завербован. Вот и сунься с этой печаткой к председателю. Мигом в райотдел отправит.

- Не лез бы. - Вадим грубил намеренно, думал, может, отстанет. - Все рубля подлиннее ищете.

- Да мне, друг-человек,- Телегин сразу заерзал на месте, заволновался,- чтоб половину дырок залатать, руль с версту нужен. Не напечатали еще такого. А только и дома сидеть никакого резону нет. На трудодень обещанками платят, одна кормежка что с усадьбы. Много ли с нее прокорму? Вот и разбредается мужик хоть малую деньгу зашибить... Да и деньга-то, ведь сказать, стыд один...

- Пьете вы все.

- Ты вот не пьешь, много ль в сберкассе скопил?.. То-то... Пропивай, не пропивай,- все одно в кармане шиш. Так хочь душу повеселить.

- Ничего себе веселье. В прошлую получку троих скорая помощь увезла.

- Усталый народ,- примирительно вздохнул Митяй. - Выпьет, злость наружу. Вот и режутся... С непривычки оно, конечно, в диковинку... Сам-то ты откуда?

- Из Башкирии...

- Ишь ты, в какую даль забрался! Степя там у вас?

- Степя,- в тон ему ответил Вадим и еще раз повторил уже мягче,степя.

- И ночь, говорят, длинная?

- И ночь... И день...

- Скота много... Опять же - нефтя.

- Хватает.

- Чудно!

- Чего ж?

- Уж больно Рассея велика. У нас вот - в Тульской области, зайца встретить - редкость... Рыба и та вышла. Стребили. Всю как есть. Так, дурочка иногда попадается, а чтоб по-настоящему - ни в жисть.

- Соскучился, возьми билет и дуй к нам. Там этого добра пропасть.

- Туда одна дорога во что обойдется, все спусти - не хватит. И опять же от дома далеко... Ребята у меня... Шестеро. - И определил мечтательно. А ничего бы...

Этим своим "ничего бы" Телегин словно приобщил себя к сегодняшней его тоске, вызвав тем самым в нем чувство ответного сочувствия:

- У нас там широко. Сто километров, вроде, как здесь один пролет поездом.

- Ишь ты...

- И народ широкий... Добрый народ...

- Смотри-ка...

- И тишина кругом...

- Дела-а...

И сейчас, будто продолжая их тогдашний разговор, Митяй восторженно мотнул сивой головой: