Семь дней в июне

Ева обернулась. Шейн. Он стоял у входа во двор с хозяйкой, которая подмигнула ей, улыбнулась и помчалась обратно в дом.

Наверное, ей это снится. Ева зажмурилась. А когда открыла глаза, он уже стоял перед ней (непринужденный, сексуальный, воплощенное совершенство в рубашке с короткими рукавами и в черных джинсах). Прежде чем мозг успел приказать ее рту говорить, Шейн схватил ее за плечи, поднял на ноги и заключил в сильные объятия.

– Шейн! – вздохнула она, сжимая гардению в руке. – Что… Почему… Ты…

– Сиси не сказала мне, что ты приедешь!

– Конечно, я приехала – сегодня день рождения Кена! Как она могла пригласить тебя и не сказать мне?

– День рождения Кена? Я прилетел на книжный фестиваль Пичтри.

– Я никогда не слышала о книжном фестивале Пичтри.

– Я тоже! Но откуда мне знать? Я никогда не лезу в это дерьмо, поэтому Сиси попросила меня…

– Сиси попросила тебя приехать в Атланту? В этот ресторан? Сегодня в восемь вечера?

Они медленно ослабили хватку и застыли, слегка обнявшись.

Шейн нерешительно произнес:

– Она сказала, что здесь будет ужин с членами комиссии.

– Но ты же не любишь людей! Как ты собирался пережить ужин?

– Мой наставник из Анонимных алкоголиков говорит, что нужно расширять свои границы в социальном плане. Так я расту как личность!

Они смотрели друг на друга и на романтический столик на двоих и понимали, что Сиси в который раз прибегла к своим экстраординарным возможностям, чтобы все это организовать. Изнутри ресторана донесся голос хозяйки, которая говорила официантам:

– Меню для напитков можешь не подавать, Пол. Только минералка. Они не пьют.

Шейн, усмехнувшись, почесал подбородок. Прерывисто вздохнув, Ева подняла глаза к звездному небу.

Они попались.

Все стихло, когда они осознали, что остались вдвоем посреди ночи. Ведь они так долго и так отчаянно этого хотели. Ева поднесла гардению к носу, чтобы навсегда запомнить аромат этой встречи.

– Ты бы попросила меня приехать в Луизиану? – спросил Шейн.

– Да. – Ева поймала его взгляд. – Ты бы приехал?

– Уже собрал сумку. Ждал, когда ты позовешь.

– Я думаю, что мы ошиблись, решив все закончить. – Ева прижала цветок к груди, где гулко билось ее сердце.

Шейн взял ее лицо в руки.

– Это никогда не закончится, не так ли? Эта любовь к тебе. Будь ты Женевьева или Ева. Потеряю ли я тебя на долгие годы или буду просыпаться рядом с тобой каждое утро. Я люблю тебя. Мой дом – это ты. И я хочу тебя навечно.

Ева моргнула и подняла на него взгляд.

– Навечно?

Шейн кивнул, уголки его губ поднялись вверх, медленно и уверенно.

– Хорошо, – прошептала она. – Забирай меня.

Шейн лучезарно улыбнулся и провел рукой по ее шее и волосам.

Осторожно запустив руку в ее волосы, он отвел ее голову назад.

Сверчки лениво, по-летнему, стрекотали, гардении благоухали, а восхищенные официанты не вмешивались, давая влюбленным время побыть наедине.

Они поцеловались и начали заново, прямо там, где стояли.

Благодарности

Я благодарна всей своей семье, но особенно моей маме, Андреа Шевалье Уильямс, и нашему обширному креольскому клану, близким и дальним родственникам, чья история бесконечно увлекательна (но, стоит отметить, гораздо менее скандальна и драматична, чем история рода Мерсье).

Выражаю огромную благодарность моему отцу, Олдреду Уильямсу. Когда я не могла придумать название, то коротко пересказала ему сюжет, и он провозгласил: «Семь дней в июне!» Без колебаний. Честно говоря, я испытала одновременно облегчение и зависть.

Я также благодарна моему гениальному врачу, специалисту по лечению мигреней Лизе Яблон, без которой я не смогла бы написать ни слова.

Я благодарна Шериз Фишер, моему все понимающему литературному агенту, за чувство юмора и острую интуицию, и моему невероятно эрудированному редактору Симе Маханян, которая точно знала, как рассказать эту историю, чтобы ее услышали.

Приношу огромную благодарность моей ослепительной и мудрой дочери Лине за ее терпение в общении с постоянно пишущей мамой – и за то, что она дала мне лучший из советов Одри. Я все приняла!

Наконец, я бесконечно благодарна моему Франческо, который вдохновил меня самым проникновенным образом и дал мне время и место (в прямом и переносном смысле), чтобы написать эту книгу, когда это казалось невозможным. С ним нет ничего невозможного.