Семь дней в искусстве

 Очереди за картинами, особенно художников с ограниченным числом работ, могут быть очень длинными – настолько, что многие желающие так и не войдут в число достаточно элитарных или образованных для «предложения им покупки».

Некоторые аукционеры жалуются на «полное отсутствие товара на рынке» и «недемократический» способ ведения бизнеса первичными дилерами. «Откровенно говоря, – заявил эксперт “Сотбис”, – думаю, что эти листы ожидания – просто непотребство. Аукцион же избавляет от этих иерархических списков, потому что вы можете перейти прямо к началу очереди, просто подняв руку последним».

В 18:50 я поднимаюсь по лестнице в аукционный зал и присоединяюсь к представителям прессы, которых загнали в тесный уголок, отгороженный красным шнуром. Такое пространственное разграничение показывает, что пресса должна знать свое место. На распродаже работ старых мастеров в «Сотбис» нам выдали унизительно огромные белые наклейки с надписью «ПРЕССА». В табели о рангах этого мира денег и власти репортеры явно находятся на самых нижних строчках. Как сказал один коллекционер о каком-то журналисте: «Ему явно не очень много платят. На самом деле у него нет доступа к важным людям, поэтому он полагается на обрывки информации и потом из них собирает свои статьи. Не очень-то весело торчать за обеденным столом, когда тебя там не ждали».

Однако один журналист, пишущий для «Нью-Йорк Таймс», – исключение из общего правила. Кэрол Вогель отведено место перед красным кордоном, что позволяет ей вставать и расхаживать перед загоном для прессы в сапогах на высоких каблуках и с волосами, уложенными в скучное каре. Она – надменное воплощение могущества своей газеты. Я вижу, как госпожа Вогель разговаривает с некоторыми ведущими дилерами и коллекционерами. Она имеет к ним доступ потому, что они хотят повлиять на ее репортажи, даже если их советы и озарения стоят немногим больше, чем щедрые порции скрытой рекламы.

В центре этой толкающейся толпы писак находится Джош Баер. Он не журналист, но уже более десяти лет выпускает электронный информационный бюллетень The Baer Faxt, в котором среди прочего сообщается о том, кто покупает и демпингует ставки на аукционах. Баер немного похож на Ричарда Гира – крутой ньюйоркец с густыми серебристыми волосами и очками в черной оправе. Его мать – известный художник-минималист, а сам Джош десять лет руководит галереей, так что хорошо знает эту среду.

– Мой бюллетень поддерживает иллюзию прозрачности, – признает он. – У людей слишком много информации, но мало знаний. У них есть видимость знания. Они смотрят на картину, видят ее цену и думают, что единственная ее ценность – аукционная стоимость.

Мир искусства в целом и арт-рынок в частности непрозрачны, однако если вы являетесь частью этого конфиденциального внутреннего круга, секретов становится меньше. Баер объясняет это так:

– Люди любят говорить о себе и показывать, что они что-то знают. Я борюсь с этим желанием прямо сейчас. Я должен подавлять эту импульсивную попытку произвести впечатление, что я – очень важная персона.

Большинство присутствующих здесь репортеров интересует конкретная информация. Они делают пометки о ценах и пытаются выяснить, кто какие делает ставки и что покупает. Они не занимаются критикой, не пишут об искусстве, а торгуют валютой в виде знания о том, кто чем занимается. Один журналист записывает аукционные номера людей на входе, чтобы позже, когда они будут торговаться, он мог знать, кто купил ту или иную работу, когда аукционист громко объявит номер победителя, другие стараются засечь, кто где сидит. Репортеры ворчат по поводу тесноты и неудобного обзора. Они смеются над напыщенным коллекционером, которому досталось «плохое место», и подтрунивают над тем, как лучше всего описать человека, который с трудом пробирается к своему креслу.

– Самобытный, – говорит сдержанный британский корреспондент.

– Деревенщина, – говорит Баер.

– Клоун, – раздается выразительный голос из глубины репортерской стаи.

Часть удовольствия от аукционов – это возможность быть замеченным.

Торговый зал вмещает тысячу человек, но выглядит довольно маленьким. Место, на котором сидит участник торгов, – знак статуса и предмет гордости. Прямо посреди зала вижу Джека и Джульетту Голд (это не настоящие их имена), пару заядлых коллекционеров, женатых и бездетных, лет сорока с небольшим. Они летают в Нью-Йорк каждые май и ноябрь, останавливаются в любимом номере в «Фо сизонс» и ужинают с друзьями в «Сетте Меццо» и «Бальтазаре».