Семь дней в искусстве

Сижу, допиваю воду и собираюсь с мыслями. Сегало заразительно увлечен. Мы сидели почти час, и всё это время он говорил с абсолютной убежденностью. Такая увлеченность – талант, необходимый для его работы. С одной стороны арт-рынка – спрос и предложение на произведения искусства, а с другой – экономика доверия. «Произведение искусства стоит ровно столько, сколько кто-то готов за него заплатить» – это клише, но оно работает. Правда, может показаться, что это похоже на взаимоотношения между мошенником и его жертвой, ведь покупатель верит каждому слову, которое произносит продавец, по крайней мере в момент их общения. Работа аукциона опирается на доверие на всех уровнях: на уверенности в том, что художник сейчас является значимой персоной и будет продолжать ею оставаться, на убеждении в том, что его работа достаточно хороша, и уверенности, что люди не откажутся финансово поддерживать эту деятельность.

18:35. Двери в двухэтажной стеклянной стене вестибюля «Кристис» безостановочно вращаются, пропуская непрерывный поток обладателей билетов. Многие дилеры и консультанты уже здесь, так как вечерние торги – это возможность встретиться и раскланяться с «денежными мешками». В очереди в гардероб и опять в очереди, чтобы забрать аукционные таблички, люди рассуждают о том, какие лоты хорошо сработают и кто что будет покупать. Все что-то знают. Люди понижают голос, когда произносят название или номер лота, поэтому, как правило, слышно только вывод: «это пролетит на ура» или «это вряд ли». Когда все расходятся по местам, коллекционеры желают друг другу удачи и говорят: «Увидимся в Майами». Улыбки так и сияют.

Толпа интернациональна. Слышно много французского, порой с бельгийским, швейцарским и парижским акцентами. В Бельгии и Швейцарии, похоже, самый высокий процент коллекционеров современного искусства на душу населения. До Второй мировой войны центром купли-продажи произведений искусства была Франция. С послевоенных времен и до начала 1980-х годов аукционной столицей был Лондон, но теперь этот британский город стал вторым по значимости, здесь покупатели обычно делают ставки по телефону. Глядя на эту оживленную толпу, трудно поверить, что до конца 1970-х Нью-Йорк был провинциальным форпостом арт-бизнеса. «Кристис» начал проводить здесь аукционы только в 1977 году, но уже в наши дни, по словам одного из экспертов «Кристис», «рынок ожил. Все основные игроки здесь, в зале».

Я вижу Дэвида Тейгера, нью-йоркского коллекционера. Ему под семьдесят. Он разговаривает с хорошо сохранившейся дамой примерно его возраста.

– Какой период вы собираете? – спрашивает она.

– Сегодняшнего утра, – отвечает он.

– Вам нравятся работы молодых художников? – серьезно спрашивает она.

– Не всегда, но я их покупаю, – шутит он.

– И… Вы сегодня будете делать ставки?

– Нет. Я пришел сюда не за покупками. Я прихожу, чтобы почувствовать аромат – запах того, что находится в духовке, – чтобы понять, на что настроена толпа. Это не имеет никакого отношения к тому, что я буду делать. Я пойду туда, где есть что-то незамеченное или недооцененное.

Тейгер гордится своей независимостью. По его мнению, на аукционах слишком силен стадный рефлекс. В 1963 году на выставке в галерее Стейбл он купил работу Энди Уорхола.

– Знаете, сколько я за него заплатил? – спрашивает он. – Семьсот двадцать долларов! А знаете, когда МоМА[9] купил своего первого Уорхола? В восемьдесят втором!

Так зачем теперь Дэвиду Тейгеру тратить десять миллионов долларов на не столь значительного Уорхола? Это не соответствовало бы его авантюризму. Тейгер – коллекционер другого уровня.

Кто же покупает на аукционе? Многие «серьезные» коллекционеры современного искусства покупают у первичных дилеров. Это намного дешевле, хотя и намного рискованнее – бежать впереди паровоза. На вторичном рынке, или рынке перепродаж, риск ниже, потому что произведение уже прошло проверку рынком. Всякое искусство «бесценно», но уверенность в этом стоит дорого. Небольшой процент коллекционеров покупает работы только на аукционах. «Им нравится дедлайн[10], – объяснял директор “Сотбис”, – ведь они обычно очень заняты, а распродажа заставляет их навести порядок в делах. Им нравится открытый характер аукциона, особенно если имеется андербиддер[11], готовый заплатить аналогичную цену. Им нравится уверенность в том, что они заплатили правильную рыночную цену в данный день в данном месте».

Одна из причин покупок на аукционе – попытка избежать отнимающих много времени переговоров с первичными дилерами. В интересах построения карьеры «своих» художников они стараются продавать работы только коллекционерам с отличной репутацией.