Семь этюдов по физике

«Я», принимающее решения, – ровно то же «я», которое формируется (способом, до сих пор, разумеется, не вполне понятным, но начавшим поддаваться нашему исследованию) из мыслей о себе; через представление себя в мире; из понимания себя как переменной точки зрения, помещенной в контекст мира; из этой впечатляющей структуры, обрабатывающей информацию и создающей образы, – нашего мозга. Когда мы чувствуем, что это наше «я» принимает решение, мы совершенно правы. Кто же еще?

Как утверждал Спиноза, я – это мое тело и происходящее в моем мозге и сердце, с их колоссальной и непостижимой для меня сложностью. Стало быть, научная картина мира, о которой я рассказывал на этих страницах, не вступает в противоречие с нашим ощущением себя самих. Она не противоречит нашему мышлению с точки зрения нравственности и психологии или нашим эмоциям и чувствам. Мир сложен, и мы воспринимаем его на разных языках, каждый из которых подходит для описываемого им процесса. Любой сложный процесс может рассматриваться и пониматься на разных языках и на разных уровнях. Эти разнообразные языки пересекаются, переплетаются и взаимно усиливают друг друга, как и сами процессы. Изучение нашей психологии становится более искусным благодаря нашему пониманию биохимии мозга. Изучение теоретической физики подпитывается страстями и эмоциями, оживляющими нашу жизнь.

Наши моральные ценности, эмоции, привязанности не менее действительны из-за того, что составляют часть природы, разделяются миром животных и определяются миллионами лет эволюции живых существ. Наоборот, они даже ценнее в результате всего этого: они реальны. Они – сложная реальность, из которой мы сделаны. Наша реальность – это слезы и смех, благодарность и альтруизм, верность и предательство, преследующее нас прошлое и беззаботность. Наша реальность состоит из собранных нами вместе обществ, вызываемых музыкой чувств, богатых запутанных сетей общеизвестного знания. Все это часть одной и той же «природы», которую мы описываем. Мы неотъемлемая часть природы, мы – природа в одном из ее бесчисленных и бесконечно разнообразных проявлений. Вот что мы поняли благодаря нашему постоянно растущему знанию об этом мире.

То, что делает нас, людей, особенными, не означает наш отрыв от природы, это часть той же самой природы. Форма, которую приняла природа здесь, на нашей планете, в бесконечной игре сочетаний, через усиление и изменение взаимосвязей и обмен информацией между своими частями. Кто знает, сколько еще на бескрайних просторах космоса существует других необычайных сложностей и каких именно – возможно, в формах, которые мы даже не в силах себе представить… Там наверху столько пространства, что несерьезно думать, будто в дальнем уголке обычной галактики могло появиться нечто уникальное, единственное в своем роде. Жизнь на Земле – лишь скромный образчик того, что может произойти во Вселенной. Сама наша душа – только небольшой пример.

Мы вид, по своей природе движимый любопытством, единственный оставшийся из группы, состоявшей из дюжины одинаково любопытных видов (рода Homo). Одни виды из группы вымерли уже давно, другие, как неандертальцы, – относительно недавно, примерно тридцать тысяч лет назад. Это группа видов, которая возникла в Африке, родственная задиристым шимпанзе с их жесткой иерархией и еще более близким родством связанная с бонобо – карликовыми шимпанзе, изящными, миролюбивыми, предпочитающими равноправие и совершенно неразборчивыми в половых связях. Группа видов, неоднократно выходившая из Африки осваивать новые миры и забравшаяся далеко: в конечном счете в Патагонию – и на Луну.

Проявлять любопытство – не противоестественно, это в нашей природе.

Сто тысяч лет назад наш вид вышел из Африки, возможно подгоняемый именно любопытством, учась заглядывать вперед дальше, чем когда бы то ни было. Пролетая над Африкой ночью, я гадал, мог ли кто-нибудь из наших далеких предков, отправляясь к широким просторам севера, посмотреть в небо и представить себе далекого потомка, летящего там наверху, размышляющего о природе вещей и движимого все тем же самым любопытством.