Семь фантастических историй

Ну что вы, как вы, сестренки? — спросил он. — Так же веселитесь в Копенгагене, как, бывало, веселились в Эльсиноре?

Сам-то ты как, Мортен? — Голос Фанни звенел целой октавой выше его голоса. — На вид ты настоящий отважный капитан каперов. Ты вносишь свежие, терпкие соленые ветры в нашу эльсинорскую келью.

Да, ветры славные, — сказал Мортен.

Где ты побывал, Мортен? — спросила Элиза, и голос у нее чуть дрожал. — Скольких дивных стран понасмотрелся, которых мы и не видывали! Как часто я хотела быть на твоем месте!

Фанни поспала сестре быстрый, тяжелый взгляд. Значит, их мысли шли параллельно над заснеженными улицами и парками, как дым из всех копенгагенских труб? Или скромная младшая сестричка просто высказала бесхитростно, что было у нее на сердце?

Да, Лиззи, крошка моя, — сказал Мортен. — Я помню. Я часто думал — как это ты, бывало, плакала, топала ножкой, ломала ручки и кричала: „О, хоть выумереть!“

Ты сейчас откуда, Мортен? — спросила Фанни.

Из преисподней, — сказал Мортен. — Прошу прощенья, — добавил он, глянув на лица сестер. — Я пришел сейчас, видишь ли, потому что Зунд замерз. И тогда можноприйти. Такое правило.

О, как счастливо оборвалось и покатилось при этих словах сердце Фанни! Ей самой показалось, что она кричит, не помня себя, как разрешившаяся от времени роженица. Когда император вернулся с Эльбы и ступил на землю Франции, он принес с собою былые времена. Забылась красно-опаленная Москва, и те смертные, черно-белые зимние марши, снова реяло трехцветное знамя и кричала старая гвардня: „Vive 1'Empereur!“ [97]Вот так же теперь и ее душа облачилась в былые доспехи. И уже только для виду, шутки ради, можно было вести себя как старая дама.

А правда, мы похожи на два старых пугала, Мортен? — спросила она, осияв его взором. — Ведь правы оказались наши старые тетушки, проповедовавшие о нашейсуетности и всеобщей суете сует… Да, те, кто пророчествует молодежи клюку и слуховой рожок, в конце концов всегда окажутся правы.

Нет, ты прелестно выглядишь, Фанни, — сказал он и посмотрел на нее с нежностью. — Ночница такая. — В детстве они вместе ловили бабочек. — Да если б вы выглядели старушками, мне было бы только приятно. Там, где я сейчас обретаюсь, редко встретишь этот народ. Вот когда бабушка справляла свой день рожденья в Орегоре — полным-полно было старых дам. Целый вольер, и бабушка — гордым старым какаду.

— А ведь сам ты говорил, — сказала Фанни, — что год жизни отдашь за то, чтоб не сидеть целый день в обществе старых чертовок.

Ну, говорил, — сказал Мортен. — Но с тех пор мои понятия насчет года жизни существенно изменились. Нет, серьезно, скажи, что — бросают еще billet-doux, [98]снабженные грузиком, к вам в карету, когда вы едете с бала?

Ох! — сказала Элиза и вздохнула.

Was Klaget aus dem dunkeln Thal
Die Nactigall?
Was seuszt darein der Erlenbach
Mit manchen Ach?

[99]

Она цитировала давно забытый стишок давно забытого поклонника.

Вы ведь не замужем, девочки? — сказал Мортен, вдруг словно ужаленный мыслью о возможности союза сестер с чужаком.

Почему же? — спросила Фанни. — У нас у каждой бездна мужей и любовников. Я, например, вышла за епископа Зеланского. В брачную ночь он чуть не свалился спостели. Все из-за крыльев… — Она не сумела удержать мелких, тихих смешков, рассыпавшихся бульканьем вскипающего чайника. Епископ с расстояния двух суток гляделся крошечным, как кукла с высоты колокольни. — А Лиззи вышла… — продолжила она было, но осеклась. В детстве ими владело странное суеверие, которое пошло от комедии марионеток. Смысл его был такой: что наврешь, то и накличешь. И они были очень осторожны по части вранья. Никогда, ради того, чтоб отвертеться от воскресного визита к тетушке, не сослались вы они на зубную боль, воясь, как вы Немезида не поймала их на слове. Зато им ничего не стоило объявить, будто учитель музыки им рекомендовал отложить гавот Глюка, ибо они разучили его в совершенстве. И эта привычка у них осталась в крови.

— Нет, если по правде, Мортен, — сказала Фанни, — мы старые девы — по твоей милости. Нас никто за себя не хотел врать. Да, Конинки прослыли ненадежными в супружестве, с тех пор как ты сбежал, похитя сердце, душу и невинность своей Адриенны.

Она посмотрела на него испытующе. Да, она угадывала его мысли. Они-то ему остались верны, а он? Навязал им на шею прелестную, жалостную невестку.