– Лючка, тогда знаешь что? У меня есть кандидат на главную роль! Я нашла его сегодня!
Мы стали ходить из школы втроем. Люка иногда задерживалась и догоняла нас уже на полпути, такая вот несобранная. Однажды, когда Люки еще не было, Стаканчик спросил:
– А про какой спектакль во Дворце она говорила?
Я рассказала про рассказ “Гнев отца”, про историю в “Отраде” (конечно, в двух словах) и про Толика Морозкина, с которым мы теперь весело здоровались на переменах. (Кстати, “эксперимент” во втором “Б” благополучно заглох и мы с Томичиком вдвоем отнесли калькулятор Одьге Сергеевне.) Однажды Толик угостил меня огромным красным яблоком, я его грызла на всех переменах и даже на уроке географии, потому что наш новый географ Дмитрий Витальевич был человек снисходительный. А позавчера Толик сказал:
– Ваша подруга Люка зовет меня во Дворец детского творчества, на какую-то роль. Как вы думаете, идти?
– Конечно! Это же я посоветовала!.. Ты опять говоришь мне “вы”! Сколько можно?
– Ой… Раз в… ты советуешь, я обязательно пойду. Мама говорит, что мне давно пора заняться чем-то серьезным.
На следующий день Люка в классе сообщила мне:
– Твой Морозкин Петруше понравился, Немного зажат, но в процессе репетиций это легко снять. Зато типаж самый тот!
Я сказала, что сама она “типаж”. Уже нахваталась профессиональных словечек. И чтобы не вздумали мучить там ребенка, ему всего восемь лет.
– Под Новый, к премьере, будет уже девять. А ты давай берись за пьесу! Обещала ведь! Петруша ждет.
– Лючка, лучше я приду к вам и расскажу, как все это представляю. А вы записывайте и решайте. На то вы там режиссеры-постановщики… Книжку используйте…
Так и договорились.
…Сейчас Лючка догнала меня и Стаканчика у “Гастронома”.
– Ты всегда копаешься, – сказала я, чтобы она не начала: “Опять ушли вдвоем, да? Ладно-ладно…”
Она многозначительно произнесла:
– Я не копалась, а беседовала с Синим Булем. Между прочим, о тебе…
– Надо же! – хмыкнула я. А Стаканчик (я заметила) покраснел.
– Да. Он ухватил меня за рукав и говорит сиплым голосом: “Минтаева, передай своей Лосихе, чтобы она сказала своему Стакану, что ему будут кранты. Я даже не буду связываться, другие сделают. А Лосихе я выдергаю ноги сам…” И сказал, конечно, из чего выдергает, хам такой.
Стаканчик вдруг сдавленно проговорил:
– Это я виноват…
– Почему? Он опять пристает? – напружинилась я.
– Они подошли утром, втроем. У раздевалки. Он руки за спиной держит, все ухмыляются. “Ты видел, – говорит, – как стаканы наружу выворачивают?” И достает какую-то штуку, вроде кастета. А может, мне с перепугу показалось, что кастет. Я и двинул… как ты учила… Да не сильно двинул, опять же с перепугу, наверно. А он согнулся, замычал, сел. А Вовочка и Хомяк не двинулись, рты открыли. Я постоял и ушел… Они больше не подходили… Вообще-то я понимаю, что это гадость…
– В чем гадость? – спросила я.
– Ну… в том, что надо владеть какими-то зверскими приемами, чтобы к тебе относились, как к человеку…
– Се ля ви… – отозвалась Лючка.
– Надеюсь, больше они и не подойдут, – сказала я.
– Они-то не подойдут, – интригующе сообщила Люка. – Но Буль пообещал: “Я Лосихе и Стакану сделаю встречу с Гришей Капелькой. В тихое время в тихом месте. Он им устроит дискотеку при свете бледной луны… Слышала про Гришу Капельку?”
– Как страшно, – сказала я. Хотя по правде и впрямь стало страшновато. – Что за Капелька? Хоть бы знать, от кого погибнешь…
– Не знаю… Я бояться не стала и говорю: “Глупенький Буль. А ты Пашку Капитанова знаешь?” Он заморгал, как сова на солнышке. “Чё, – говорит, – такое? Кто такой?” А я: “Вот и скажи спасибо, Буль, что не знаешь. Если встретитесь, будет поздно. Из синего станешь зелененьким и сделаешь буль-буль прямо в брюки, убежать не успеешь. И Капелька твой тоже…” Знаешь, Женька, он задумался…
– Ох, Лючка. Ты правда артистка.
– А кто такой Пашка Капитанов? – неловко спросил Стаканчик.
– Это Женькин друг, – сообщила Лючка декларативным тоном.
– Наш, – буркнула я.
– Ну да… Но с Евгенией они подвинуты на одном интересе. На кораблях. Сидят вечерами и отрешенно погружаются в мир чайных клиперов…
– Язык мой – враг мой…
– А что? Разве это секрет? – Лючка театрально распахнула подкрашенные ресницы.
– Я тоже интересовался парусами, – вдруг признался Стаканчик. – Этим летом пошел в клуб “Паруса надежды”, про него в Новостях” показывали. Нашивки у них с якорями, черные пилотки. На шлюпке под разрезным фоком ходят, здорово так. Пришел, записали сразу. И пилотку дали. Только нашивку сразу не дали, потому что сперва кандидат. Стали заниматься, морские узлы учить. Это легко, я многие и раньше знал. И кое-что про такелаж и рангоут… Сначала понравилось, потому что ребята там как дружный экипаж, никого не дразнят, помогают, если надо… Дисциплина, конечно, но в морском деле так и надо, наверно… Зато по вечерам песни под гитару, все вместе сидят так, плечом к плечу…
– А потом что-то не так? – догадалась я.