Семь фунтов брамсельного ветра

Лоська скрылся за углом а я осталась сидеть у окна. Улыбалась (что со стороны смотрелось, наверно, глупо). Было хорошо от того, что сегодня все с утра складывается так удачно. И самое удачное… да тут уж надо признаться… то, что есть на свете Пашка Капитанов, которому я оставила в залог монетку с фрегатом.

«В залог чего, ненормальная?» — спросила я себя. И виновато хлопнула губами — в точности, как Лосенок. Но радоваться не перестала.

Монетка в щели

1

Пришла Люка. Нарядная, бодрая, напевающая. Впрочем, она почти всегда такая. Пригляделась:

— Я вижу, ты мою косметичку даже не открывала.

— Лючка, некогда. Успеется, молодость впереди…

— А я Лосенка сейчас встретила. Красивый такой, просто не узнать!

— Он именинник, — торопливо сказала я, чтобы речь не зашла а костюме.

— Да? Я и не знала! Надо было что-то подарить… Ой, он сказал мне, будто у тебя есть подарок для меня? Правда?

— В общем-то… да. Раздаю коллекцию. Всем друзьям по монетке. Выбирай…

— Какая прелесть! Это будут как талисманы тайного корабельного братства, да?

— Ну… можно считать, что так.

— Я возьму вот эту, ладно?

— Бери, — согласилась я (все же не без тайного сожаления). — Это бриг «Геба», построен в 1861 году. Геба — это древнегреческая богиня юности, как раз для тебя.

— Какая прелесть! — снова сказала Лючка. И чмокнула меня в щеку. Я вытерпела и подумала: «Рассказать про Пашку?» Люка, она внешне легкомысленная, но на самом деле не совсем такая. Никаких «ой, а он симпатичный?» и «познакомишь, ладно?» не будет. Тем более, что знакомств ей хватает и во Дворце. И все же решила: не стану пока. Потому что Лючка принялась рассказывать о предстоящем пикете в защиту Дворца. Стало известно, что в тот день, в субботу, генерал Петровцев должен осматривать свою будущую резиденцию.

— А мы выстроимся напротив фасада с плакатами! У нас есть специальная песенка, она сейчас напечатана в дворцовой стенгазете, а на пикете будут петь ее все, кто соберутся!

Едет, едет ППЦ
С гордой миной на лице…

— Небось опять Костячок-толстячок сочинил?

— Нет, он же увольняется, я говорила! Сочинил Петруша Вронцев, режиссер драмкружка. Про него я тоже говорила.

— Ну что, переходишь в этот кружок?

— Если отстоим Дворец… Ты придешь в пикет?

— Я же сказала — да… Только разгонит нас милиция со страшным свистом! — Я представила мордастого Панкратьева и его «однополчан» с дубинками.

— А и пусть разгонят! Там будут люди с телекамерами! Вечером весь город увидит как «все лучшее детям»!

Да трусихой моя самая близкая подружка не была. А я? Хуже, что ли?

Мы поболтали еще, и Лючка ушла, аккуратно уложив бриг «Гебу» в сумочку.

И вдруг оказалось, что уже вечер.

Позвонил Илья.

— Свет Евгения, передай маме, что сегодня я опять заночую у Толика.

— Сказал бы ей сам. Боишься?

— Мучача детестаб… тьфу! Конечно, боюсь! Но не в этом дело! Мы сейчас утонем в нашей работе по уши, отключим телефон. Потому что надо решить одну сверхзадачу. Когда закончим, компьютерный мир содрогнется от восторга и зависти.

— Хвастун!

— Я почти серьезно…

— Такой гениальный, а не знаешь, что такое «бэйливик». А я узнала…

— Мучача интеллихентэ! Не забудь, скажи маме! До завтра!..

Пришла мама и принялась было сокрушаться по поводу «бездомного существования этого непутевого философа, который опять влипнет в какую-нибудь историю». Но сокрушалась недолго, потому что появился дядя Костя. Он принес тяжеленный полиэтиленовый пакет. Я радостно заподвывала и запрыгала (лошадь такая!), потому что в пакете оказались три книги. Одна — та самая, библиотечная, и две ее копии. Они были в мягких обложках, с корешками из пластмассовых пружин, но все равно настоящие книги! Дядя Костя даже постарался, чтобы на цветном принтере отпечатали красочные переплеты и картинки — как в настоящем «Фрегате „Виола“».

Теперь я наконец могла рассмотреть книгу как следует — причем сразу в трех экземплярах. Забралась на кровать…

Книга оказалась «та, что надо». В самом деле — все хитрости корабельного устройства. И давались они не просто так, а в ходе рассказа о приключениях нескольких ребят и старого боцмана Платоныча, который был дедом одного мальчишки. А в молодости Платоныч ходил на баркентинах!

Такую книжку читаешь, и флотская наука впитывается памятью как бы сама собой, незаметно. Потому что события зависят от знания судовых деталей и устройств, при этом события такие, что не хочется отрываться…

Но все же я порой слышала, о чем беседуют в большой комнате мама и дядя Костя. Сперва мама рассказывала о квартирных неприятностях, а дядя Костя обещал «прощупать это дело по своим каналам». Потом заговорили про наших знакомых тетю Соню и тетю Лию. Тетя Лия была мамина одноклассница, а тетя Соня — ее мама. Иногда они приходили к нам в гости и приводили семилетнего Мишку — сына и внука. Тетя Соня периодически восклицала: «Миша перестань сейчас же, или я тебя отшлепаю!» Восклицала даже тогда, когда Мишка сидел спокойно (что, впрочем, случалось не часто). И теперь я поняла из услышанных фраз, что семейство Лифшицев собирается в Израиль. Насовсем.