Семь футов под килькой

Вообще-то его делают вечером – выписывают три приятных события, произошедших за день, приближаясь к состоянию счастья от обретенного смысла жизни. У Дорониной, судя по отсутствию записей на листе, и со счастьем, и со смыслом, и с приближением к тому и другому были большие проблемы. Правильно говорят – сапожник без сапог.

При нашем появлении сапожница переменилась в лице, убрав с него напускную благостность, и уже открыла рот для гневной речи, но я быстро сказала:

– Ничего не говори! Сначала кофе, – и поставила перед ней бумажный стакан.

Доронина с треском сковырнула с него пластиковую крышку, взглянула на пышную молочную пену с премиленьким сердечком из корицы, хмыкнула и посмотрела на пакет в руках у Петрика:

– А там что?

– Круассаны. – Петрик открыл пакет, и в воздухе поплыли кондитерские ароматы. – С шоколадом, с малиной и с фисташковым кремом. Тебе какой?

– С шоколадом.

Кто бы сомневался! Шоколад – любимое лакомство нашей Доры Михалны.

– С шоколадом мы взяли два. – Петрик красиво выложил круассаны на блюдо и подвинул его к Дорониной. – На всякий случай…

– Угу-м. – Начальница кивнула, подтверждая: да, случай тот самый.

В полном молчании мы насладились кофе с круассанами, после чего Дора отряхнула руки и нормальным голосом без скандальных ноток сообщила:

– Не подвела меня чуйка. У нас проблема. Беда не приходит одна.

– А конкретнее? – спросила я, всем своим видом и тоном демонстрируя похвальную готовность решать наши проблемы.

Дора откинулась в кресле.

– У нас появился конкурент.

– Кто? – изумился Петрик так, что все услышали недосказанное «этот смертник».

– Воропаева.

– Блин! – Я расстроилась. – Воропаева у нас поднатаскалась, знает кухню…

Алина Воропаева вместе с Дорониной училась на курсах переподготовки, чтобы получить диплом психолога. Где-то она работала по специальности – кажется, в школе, – и немного подшабашивала у нас в клубе «Дорис». Дора привлекала Воропаеву, когда клиентов было слишком много и она не могла справиться в одиночку.

– А я говорил – не надо становиться кузницей кадров, лояльность персонала не вечна, особенно если речь о внештатных сотрудниках, – забубнил Петрик и осекся, встретив недобрый взгляд Доры.

Ну да, он же и сам внештатник.

– Никогда мне не нравилась эта ваша Алина, – посверлив взглядом Петрика, сказала Доронина так, словно ее привел кто-то из нас. – У нее ведь и фамилия говорящая: Воропаева – от слова «вор»!

– Не совсем так, – во мне проснулся филолог. – Точнее, от некрестильного имени или прозвища Воропай, которое в свою очередь произошло от нарицательного «вороп» – так в старину называли разбой, набег, нападение.

– Ну! А я что говорю? Кстати, Люся, а ведь в твоей фамилии тоже есть «вор» – ты же Суворова!

– Я, Федор Михалыч, понимаю твое желание найти и разоблачить всех предателей оптом, но я тебе никаких оснований подозревать меня не давала, – обиделась я. – И Суворовых не трогай, я выясняла этот вопрос: основой нашей фамилии стало старинное северное, сибирское слово «суворый», что означало «суровый». Такое прозвище родоначальник фамилии мог получить за свой строгий характер, молчаливость и угрюмость.

– Ну, это точно не про тебя, моя бусинка, – вмешался Петрик, отважно вызывая огонь на себя. – А скажи-ка, дарлинг, какие интересные слова ты угадываешь в фамилии Карамзин?

– Кара, рама, Зина, – добросовестно перечислила Доронина.

– О, женское имя? Что-то в этом есть, – хихикнул Петрик.

– У Караваева тоже «кара», – против воли я втянулась в игру в слова. – Почему бы это?

– Потому что мы оба близки с тобой, моя бусинка, – развеселился Петрик. – И ты наша с ним общая кара!

– Смешно. – Доронина наконец перестала дуться. – Вот только в моей фамилии ничего такого значимого нет.

– Ну как же? Есть «ор», – подсказала я ехидно, потому что все еще была обижена. – В значении «крик, вопль, скандал на пустом месте».

Доронина крякнула.

– И «дор», – вмешался миротворец Петрик. – По-французски д’Ор – «золотой»! Ты ж наша золотая, Дора! Особо ценная: у тебя золото и в фамилии и в имени!

– Да что там золото, у тебя в фамилии целый «ронин»! – включилась я, закрепляя успех: Доронина уже сияла, как то самое золото. – Японский странствующий рыцарь без хозяина!

Доронинское сияние чуть потускнело.

«Переборщила», – укорил меня внутренний голос.

А Петрик, увлекшись, продолжил:

– Сейчас, пока еще не замужем, ты Доронина – то есть пребываешь в состоянии «до ронина». А потом, когда наконец встретишь своего странствующего рыцаря, выйдешь за него и возьмешь фамилию мужа, будешь уже не Дорониной, а кем-то другим!

– Кем? – завороженная Дора доверчиво воззрилась на Петрика.

Я кашлянула, разрушая волшебство.

– Что-то мы далеко зашли… Я знаю, на картах гадают, на костях, на кофейной гуще, но чтобы на морфемном анализе…