Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история

А как смотрел Муссолини на поведение Гитлера? «С нами всегда обращались не как с равными, а как с рабами», — сетовал Чиано в 1943 г., забыв, что сам ратовал за сближение с Гитлером и работал над ним. На время приободренный своей ролью арбитра в Мюнхене, дуче пережил новое унижение: в марте 1939 г. Гитлер, не предупредив его, занял Прагу. Как и после аншлюса, принца Гессенского, зятя короля Италии, снова уполномочили передать Муссолини благодарность от фюрера за «неизменную поддержку со стороны Италии». Устно же фюрер добавил, что если Италия хочет предпринять какую-нибудь крупномасштабную операцию, то лучше ей подождать годик-другой. В случае войны с Францией, ответил дуче, «мы будем сражаться сами, но будем рады, если нам дадут оружие». «Мне показалось, дуче недоволен посланием и подавлен», — отметил Чиано. Муссолини не пожелал сообщать прессе о визите принца Гессенского: «Итальянцы будут смеяться надо мной. Всякий раз, когда Гитлер захватывает очередную страну, он передает мне послание». Газете «Джорнале д'Италия» он заявил, что находит поведение Гитлера вполне логичным, поскольку чехи не разоружились. Кроме того, он решил поспешить с оккупацией Албании и прервать переговоры с албанским королем Зогу, перейдя к военным действиям, которые имели место в апреле. Честь была спасена^{45}.

Прекрасно осознавая, какими неприятностями чреват союз с немцами, которого Чиано теперь не так настойчиво добивался, Муссолини, тем не менее, старался укрепить его, боясь пагубных результатов конфликта вокруг Данцига, тем более что Англия пообещала свою поддержку Польше, а затем Румынии и Греции. Как можно было предотвратить или, по крайней мере, оттянуть эту войну, пока Италия не будет готова к участию в ней? Только еще прочнее объединившись с Гитлером. Так родился Стальной пакт (май 1939 г.). Какие же соображения подтолкнули к нему Муссолини?

Прежде всего, постоянно вспыхивающее между ним и королем Виктором-Эммануилом соперничество. Дуче действовал в пику королю, который не уставал подчеркивать свое англофильство, а немцев именовал «мерзавцами и негодяями»; он хотел также окоротить монархистские круги, злословившие насчет «Муссолини, гауляйтера Италии».

Еще с аншлюса, осужденного королем Италии, Муссолини все время повторял: «В отличие от него, Гитлеру не приходится таскать за собой пустые вагоны». Он чувствовал себя униженным, когда ему пришлось «пополам с королем» принимать фюрера в Италии, пропуская Виктора-Эммануила вперед, что, в свою очередь, неприятно удивило Гитлера. Он не хотел, чтобы подобное повторилось во время визита генерала Франко. Чем больше король поносил Гитлера, тем сильнее Муссолини стремился крепить солидарность фашистского режима с нацистским, а также с Испанией.

Другой фактор — поведение демократических держав. Пять лет они показывали, что готовы на все, лишь бы избежать или отсрочить войну, а значит, и в конфликте с Польшей снова капитулируют. Если и будет война, то локальная, уверяли немцы, а выгоды она может принести немалые. В августе Гитлер посоветовал итальянцам воспользоваться случаем и нанести Югославии последний удар путем аннексии Далмации, а то и Хорватии, уже охваченной сепаратистскими настроениями.

Кроме того, по мнению Муссолини, отколоться от Германии означало подставить себя под удар в условиях упрочения связей между Францией и Великобританией, а генерал Франко без конца заговаривал о необходимости восстановления своей страны, давая таким образом понять, что Испания в случае чего в войну не вступит.

И, наконец, еще одно. Своему зятю Чиано, посоветовавшему отказаться от союза с Германией, он ответил, что прекрасно понимает его доводы, но не последует им. Муссолини, как и его дочь, считал верность идеалу фашизма и союзу с нацистами делом чести. «Мы не проститутки какие-нибудь», — сказал он еще во время переориентации начала 1930-х гг. «Честь обязывает меня идти вместе с Германией», — повторял он с тех пор, и старая фашистская гвардия его полностью одобряла. «Теперь уже слишком поздно от нее [Германии] отступаться», — добавил дуче в августе 1939 г. Он будет метать громы и молнии, узнав о заключении (опять за его спиной) пакта Молотова-Риббентропа, и чуть позже, когда 25 августа откроется, что Гитлер, не предупредив его, предложил англичанам альянс, гарантируя неприкосновенность их империи^{46}.

В преддверии войны дуче, запросив для участия в ней непомерное количество оружия (которое Аттолико преувеличил, надеясь получить отказ), сказал Чиано: «Пока немцам от нас ничего не нужно, будем помалкивать… но мы не можем упустить такую великолепную возможность, если демократии не зашевелятся»^{47}.

Когда война, наконец, разразилась, Муссолини осознал, что его силы, за исключением разве что флота, недостаточны для ведения боевых действий где бы то ни было. О «великолепной возможности» речь уже не шла. Дуче сообщил Гитлеру, что «Италия не готова», и объявил о неучастии, которое отнюдь не равносильно нейтралитету. «Не хочу прослыть клятвопреступником», — твердил он.