Семь. Гордыня (СИ)

— Клонированием. Отец сначала поддерживал её эксперименты, но потом забросил это и прикрыл проект Ольги. Клоны слишком долго росли, получались разумными и могли быть выращены только в женщинах, с пробирками что-то там не ладилось. Сейчас уже технологию усовершенствовали, конечно. Но всё равно это тупиковая ветвь — тело человека слишком долго развивается, а если ускорить процесс, вылезает целый ворох побочек — быстрое старение, деградация, отмирание клеток. Да и смысла тогда в этом не было, пересаживать разум клону тогда не умели. А потом Оля сбежала, когда поняла, за кого вышла замуж. Наш папочка сложный человек, хоть я его и люблю.

— Откуда ты это всё знаешь? Про клонирование и их отношения? Тебе было тогда лет семь-восемь.

— Я было очень любознательным и ответственным ребенком. — хмыкнула сестрёнка. — Даже сделала себе клон Мурзика, когда тот умер. С котами всё проще. Оля дала мне своё оборудование для этого. — на лице Лизы промелькнула грустная улыбка.

— Ладно… — согласился я. — Но раз мы оба уверены, что она может что-то знать…

— О чём думаешь?

— Хочу допросить матушку с помощью твоей сыворотки правды.

— Не выйдет. — Лизка театрально вздохнула и развела руками в стороны. — Я уже пробовала, незаметно. У неё иммунитет.

— В смысле? Такое бывает?

— Бывает. Если работаешь над чем-то схожим и можешь выработать устойчивость организма к подобной хрени. На меня тоже не действует, например. Правда, у меня это вышло случайно. — Лиза весело усмехнулась и извиняюще пожала плечами.

— Она готовилась… — задумчиво пробормотал я.

— Возможно. Но не факт, что именно к этому случаю. Я вот подумываю всех своих сотрудников привить, — сестрёнка продемонстрировала мне воздушные кавычки, — от болтливости и от возможности разболтать секреты на стороне. Но тут палка о двух концах — я сама не смогу их допросить после этого. Так что, пока воздерживаюсь от этого глупого импульсивного поступка.

— А как Ольга вообще? Ты с ней в каких отношениях была?

— Когда-то мы дружили. Но тогда я была сопливой восьмилетней девочкой, а она моей мачехой. Тогда весь мир для меня был в розовом цвете. Сейчас всё по-другому.

— Всё-таки, не доверяешь ей? — хмыкнул я.

— Я никому не доверяю… Только тебе, Лёш.

— Мне? Почему? — кажется, я удивился даже сильнее, чем мог подумать.

— Дело выбора, а не доверия на самом деле. Нужно верить хоть одному человеку. Сам всё не вывезешь, такова человеческая природа — каждой твари должно быть по паре. Я выбрала тебя. — пожала она плечами. — Так что, если ты меня предашь, знай — твоя старшая наивная сестрёнка любила тебя и свято в тебя верила, а ты взял и растоптал её. Ну, ещё не растоптал, и надеюсь не растопчешь… — затараторила Лизка, слегка смутившись, — в общем, ты понял. Такую преданную дурочку ты больше нигде не найдешь.

— Надеюсь, это не признание в любви. Твари, пары…

— В сестринской любви, дурак! Я просто боюсь остаться одна.

— Странно… Но, спасибо, наверное. За доверие. — растерянно пробормотал я. — Неожиданное признание.

— Когда Оля сбежала от отца, забрав все свои записи, разработки и спалив лабораторию, я думала он сойдёт с ума от горя. Он ведь любил её. Я не хочу так. Не предавай меня, Алекс. У меня есть только ты. Правда.

— Да понял я уже, понял! Хватит давить на жалость.

Кажется, смерть Васьки повлияла на неё сильнее, чем она сама думает. А ещё осознание того, что в один прекрасный день может остаться одна — никто не вечен. Раньше, наверняка, она об этом не задумывалась.

— Ладно. Так мы виноватых с тобой не найдём, сестрёнка.

— Может, отец что-то знает.

— Как он, кстати?

— Нормально. Иногда. Ладно, пошли. Отец хотел тебя видеть. Просил дать знать, когда ты объявишься.

— В смысле? — я искренне удивился. — Сам просил? Я думал, он ничего не соображает.

— Уже соображает. Не так, как хотелось бы… — она поморщилась и тяжело вздохнула. — Вернее, так, но не всегда. Но это хоть что-то. Пойдём…

Лиза развернулась и двинулась прочь из пропахшей трупом твари лаборатории. Я покорно пристроился сзади, держа небольшую дистанцию, и пошёл за ней по длинным пустым коридорам. Два поворота налево, один направо, мы миновали один пустой зал, затем второй, и остановились перед кодированными высокими дверями.

В последние дни лаборатория Лизы заметно опустела. Осталась только суровая охрана на входе и за пультами наблюдения, плюс несколько крепких ребят, круглосуточно дежуривших и наблюдающих за состоянием отца, и… и всё. Всех остальных сотрудников Лиза распустила, не желая показывать слабость и немощность главы семейства Гордеевых, запертого здесь. Да и вообще афишировать его состояние.

Сестрёнка приложила руку к дисплею, и дверь с тихим шипением отъехала в сторону.

— Проходи. — усмехнулась она, пропуская меня перед собой.

Я прошёл внутрь, подошёл к толстому бронированному стеклу, разделяющего нас и запертого в светлой просторной комнате отца, облокотился лбом о холодную гладкую поверхность и ненадолго замолчал, не замечая притихшую слева от меня Лизку.

— Я разработала препарат, ненадолго снимающий симптомы его безумного состояния. — донёсся до меня голос сестры.