Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает

Шерешевский формировал и хранил подробнейшие воспоминания практически обо всем, что с ним случилось, – и о важных вещах, и о пустяках. Но он совершенно не мог мыслить абстрактно. Он тонул в волнах мелких и ненужных впечатлений – тех, перед которыми прежде всего нужно захлопнуть двери памяти. Если система зависит от глубины кодирования данных, то мы, вероятнее всего, вспомним события, когда те и правда важны и когда мы направляли усилия на их обработку. Если же они не привлекли внимания либо не вызвали желания их запомнить, вероятно, они не были бы столь важными, и вряд ли мы вспомним о них в дальнейшем.

Система, зависящая от обработки данных, позволяет нам задействовать «автопилот» и не забивать память ерундой. Во второй главе мы говорили: задачи, изначально требующие немалого внимания и усилий, такие как вождение, в конечном счете после достаточной практики выполняются сами собой, что дает нам силы для более важных дел. Конечно, если вы кладете книгу или кошелек неведомо куда и потом не можете вспомнить, это раздражает. Но предположим, что в тот момент, когда вы положили не туда какую-нибудь вещь, вы думали о том, как сократить расходы в бизнесе, – и к вам пришла прекрасная идея, которая сберегла вам много денег. Вы действовали машинально, а потому были рассеянны, забыли и теперь злитесь, но вы сосредоточились на делах и получили долгосрочную выгоду. Доверив рутину «автопилоту», можно уделить внимание и более важным вопросам. Мы часто полагаемся на машинальные действия, и случайная ошибка по рассеянности – сравнительно малая плата за такие преимущества.

Принцип «лучшее – враг хорошего» применим и к двум грехам, связанным с искажением памяти: во-первых, это ложная память, а если точнее – неверное соотнесение, а во-вторых – внушаемость. Я уже показал: многие случаи неверного соотнесения и внушаемости связаны с тем, что мы плохо помним источник впечатлений (см. главы 4 и 5). Когда мы не можем вспомнить человека, который нам о чем-то рассказывал, или место, где видели знакомое лицо, или не помним, были мы очевидцами события или только слышали о нем позже, – тогда и сеются те семена, из которых вызревают искажения памяти. Если у нас нет точных воспоминаний об источнике опыта – мы изначально не закодировали подробности впечатлений либо они со временем исчезли, – мы становимся уязвимыми к неверному соотнесению, о котором сказано в четвертой главе: оно связано с путаницей источников и криптомнезией (непреднамеренным плагиатом). Может быть, мы даже примем за истину некие догадки о деталях, которые помним лишь смутно, – и это может серьезно отразиться, например, на свидетельских показаниях, как я показал в пятой главе.

Но если мы будем помнить все детали ежедневных впечатлений – как это на нас отразится, к чему приведет, какой потребует платы? Предположим, что память, как я и говорил, и правда приспособлена хранить сведения, нужные именно там, где мы находимся. Нам редко требуется в точности запоминать все чувственные и понятийные детали впечатлений. Так станет ли система, приспособленная к новым условиям, записывать все такие детали по умолчанию – или будет тщательно их фиксировать только в том случае, если получит знак, что они могут пригодиться позже? Наша память действует по второму правилу, и большую часть времени мы от этого только счастливы. Но когда мы должны подробно вспомнить об источнике впечатлений, а особых усилий для обработки данных он не требовал, тогда приходит время платить по счетам.

Есть такие типы неверного соотнесения, при которых мы не можем вспомнить подробности впечатления и в то же время помним общий фон. В тех же лабораторных демонстрациях ложного узнавания, рассмотренных в четвертой главе, люди ошибочно утверждали, что раньше уже слышали слово сладкий, хотя на самом деле произносились слова, семантически с ним связанные: конфета, сахар, вкусный… В экспериментах, проведенных по сходной методике, люди говорили, будто видели на рисунке определенную машину или чайник, хотя на самом деле видели рисунки похожих машин и чайников. Но почему они соотнесли неверно? Потому что вспоминали общий фон или суть того, что видели или слышали, – и отвечали, полагаясь именно на него.