Антонио Фортуне, как я уже сказала, повезло. Пароход, на котором он плыл, благополучно причалил к острову Эллис. Во всю историю человечества находились желающие ступить на борт и отправиться в неведомые, возможно враждебные края; вообразите же состояние тех, кто сознает: судно, чего доброго, и вовсе не доберется до места назначения, сгинет в пучине. Сейчас тысячи людей пытаются
В феврале 1920 года Антонио Фортуна прибыл в Нью-Йорк на судне под названием «Провиденс». Можете сами проверить – вся информация есть в музее острова Эллис.
Из Неаполя Антонио плыл с фронтовым товарищем по имени Нико Карбоне, уроженцем Катандзаро. В Нью-Йорке парни никого не знали. Обоих грела единственная мысль:
В Иеволи он объявился в ноябре 1920-го, в той же одежде, в какой отчаливал прошлой зимой; тем не менее в кошельке позвякивали американские монеты. Хвастаться пока было нечем – Антонио едва хватило денег, чтобы рассчитаться с долгами, поназанимал-то он на дорогу изрядно. Зато в Америке он понял кое-что об этом мире, а главное, снова выжил. Железнодорожные работы оказались не хуже, чем война. И не хуже, чем существование в Траччи.
Во второй раз Антонио не повелся на посулы
Вторая вылазка в США была короче первой – в октябре Антонио поспешил домой праздновать рождение сына и наследника; история читателю уже известна. На этот раз Антонио успел завести в Штатах некоторые знакомства. В частности, близко сошелся с уроженцем региона Абруццо, вкрадчивым и опрятным Томазо Маглиери. Томазо был вдвое старше Антонио, чуть ли не в полтора раза ниже ростом и у́же в плечах – но, если бок о бок роешь землю, выдираешь старые рельсы и крепишь новые, такая чепуха, как года и габариты, в счет не идет. Важнее другое – общая родина и вдобавок тот факт, что Томазо тоже подыхал на австрийском фронте.
Неким майским днем (в одной бригаде они работали уже три месяца) Антонио и Томазо получили письма из дома. Антонио сообщали, что Ассунта беременна; ребенок ожидается в октябре. Томазо из своего письма узнал, что его жена, Кристина, благополучно разрешилась от бремени аккурат на Пасху. Родился мальчик, которого назвали Карменантонио.
– Может, у тебя дочка будет, – пошутил крайне довольный Томазо. – Тогда мой сын на ней женится.
– Нет уж, после двух девчонок парень должен родиться, – возразил Антонио. – А твоему сыну могу отдать в жены Маристеллу.
– Отлично! – рассмеялся Томазо. – Все парни любят женщин постарше. Давай сразу наших детей сговорим, чтоб потом не хлопотать, когда они вырастут.
В течение следующих двадцати лет Антонио и Томазо не виделись и не поддерживали никаких связей. Может, и не вспоминали друг о друге. Наверное, это была просто шутка – насчет сватовства. Такого мнения вся семья придерживается. А там… как знать. Во всяком случае, Карменантонио (Кармело) Маглиери хорошую шутку любил, даром что его и Стеллины представления о том, какая шутка хороша, а какая нет, не совпадали.
На третий раз Антонио возобновил контакты со своим фронтовым товарищем, Нико Карбоне. Тот обосновался в Нью-Йорке, на Мотт-стрит, квартал Маленькая Италия; делил лишенное окон подвальное помещение с восемью парнями. В строительную бригаду приняли и Антонио. Коек не хватало, парни спали по очереди и работали в разные смены на стройке. Манхэттен походил на огород в июне: вот только что торчали крохотные ростки – а теперь, гляди-ка, ботва сама себе тень создает. В работе недостатка не ощущалось, любого итальянца брали сразу. В течение следующих семи лет Антонио приложил руку к строительству банка, церкви, станции метро и великолепного каменного здания. Парни думали, что строят дворец; оказалось – университетскую столовую.