Грей хотел пойти к выходу по следующему коридору, но Иносенсия не позволила и настаивала на своем – вниз, вниз. В уголках его глаз снова возникли черные пятна, предвестники обморока, в ноздри ударил запах сырости и морской травы, солоноватый запах прибоя.
– Господи, куда мы попали? – ахнул он и поставил девушку на ноги, поддерживая ее рукой.
– Малкольм, – простонала она. – Малкольм, – и слабо махнула рукой на кривой коридор, уходивший вправо.
Все это напоминало Грею кошмарный сон, где бесконечно повторяются и повторяются безумные ситуации. Но в последнем из таких его кошмаров не воняло дохлыми кальмарами…
–
– Господи, ты хочешь, чтобы я
Не отвечая ему, пошатываясь, она рылась в своих юбках. Ее лицо, волосы, плечо намокли от крови, руки тряслись так сильно, что она уронила ключи, как только их нашла. Они звякнули о каменные плиты, а вокруг них расцвели капли крови.
Тем временем Джон отыскал в своем рукаве носовой платок в надежде хоть как-то остановить кровотечение, возникла неловкая борьба – он пытался перевязать ей голову, она наклонялась и, пытаясь схватить ключи, падала.
Наконец Грей пробормотал что-то по-немецки и сам поднял ключи. Сунул платок в пальцы Иносенсии и ударил в дверь.
–
–
Лицо Иносенсии было серым словно дождевая туча, девушка тяжело дышала, но ее глаза, широко раскрытые, неотрывно глядели на дверь.
За дверью кричал Малкольм и колотил в дверь так, что она тряслась. Грей встал и пнул ее ногой. Стук и крики прекратились.
– Малкольм, – сказал Грей, наклоняясь, чтобы найти ключи. – Одевайся, черт побери. Мы уйдем, как только я отопру эту чертову дверь.
К тому времени, когда они поднялись на основной уровень крепости, шум наверху почти прекратился, лишь иногда слышались крики и звуки потасовок. Теперь звучали строгие испанские голоса – офицеры обходили бастионы, оценивали урон, наводили порядок.
Перед началом операции Грей сказал рабам:
Он отдаст Тому Бёрду объяснительное письмо и лист с именами рабов – в надежде, что Том благополучно доберется до позиций англичан и его не подстрелят. Он пошлет с письмом именно Тома из-за его лица. Никто не усомнится в том, что он англичанин, с какого бы расстояния на него ни смотреть.
В городе было тихо. Грей вдохнул полной грудью чистый морской воздух и ощутил его мягкое дуновение на своем лице. Потом дотронулся до руки Малкольма – тот нес девушку – и показал на Калле Йоэнис.
– Мы пойдем в дом моей матери, – сказал он. – Я потом расскажу тебе обо всем.
Через некоторое время, все еще не в силах успокоиться, он вышел, хромая, из
Марисела заверила его, что Иносенсия будет жить. Она пришила ей ухо и наложила на рану
Он не знал, насколько успешными были действия рабов – но они
Грей долго стоял среди душистых ветвей, слушал, как успокаивалось его сердцебиение, и радовался, что может вот так стоять и дышать. Но тут он услышал, как открылась садовая калитка и раздались знакомые голоса.
– Том? – Он вышел из своего укрытия и обнаружил Тома и Родриго – оба пришли в неописуемый восторг при виде него, и он был польщен.