Семь клинков во мраке

Ложь, и Лиетт это знала. Не самая серьезная, что она от меня слышала. Даже не самая серьезная, что она услышит от меня в тот день, она знала и это. А еще понимала, что, раз я принесла ей книгу, значит, я в большой беде. И вот, крепко прижав эту книгу к груди, Лиетт спросила снова – с усталым вздохом, который разбил мне сердце, когда я впервые его услышала.

– Чего ты хочешь, Сэл?

И я улыбнулась. И наклонилась над верстаком. И попыталась не думать о том, какая же я сволочь.

И рассказала.

8 Нижеград

У меня давно нет дома, который я могла бы назвать своим. И мне не хватает его – собственной кровати, двери, которую я могла бы закрыть, купальни, – но больше всего мне не хватает стен, которые можно украсить.

Звучит, наверное, странно, однако есть нечто приятно… откровенное в том, чтобы открыть всю себя. Будь то военный трофей, здоровенный зверь или просто очень милая картина – это твое обращение к миру, слова, которые ты говоришь любому, кто слышит.

Для Лиетт это были бы слова в духе: «Я бы хотела предаваться любви с книгами».

Внизу, в аптеке, царили простор и порядок. А в гостиной наверху – безумие и помешательство.

Все стены были увешаны полками, и все полки без преувеличения ломились от книг. Некоторые трещали по швам, другие провисали в середине под тяжестью томов, третьи уже просто, мать их, не выдержали. Книги росли стопками и колоннами на ковре, превращая пол в лес из бумаги и кожаных обложек. Книги, открытые, с пометками на страницах, как попало валялись на столе посреди комнаты и на подлокотниках дивана перед ним.

Наверное, какой-то порядок там все-таки был – как всегда у Вольнотворцов, – но мне его не постичь. Я рассеянно потянулась к шаткой книжной башне, взяла верхний томик и наугад открыла.

– Что еще за сраный… – Я сощурилась. – Дуо… дуоде…

– Дуоденум, – донеслось из соседней комнаты. – Начальный отдел кишечника большинства существ, идет сразу после желудка. Подвержен образованию язв, в нем начинается процесс пищеварения. – Я прямо чуяла ухмылку Лиетт сквозь стены. – Читаешь «Вспомогательную анатомию» Агарнэ?

– А что?

– Я знаю, что притягивает твое внимание, – ответила она. – А у нее на обложке обнаженные люди.

– Может, я просто хотела освежить свои знания… – Я глянула на обложку. Передо мной предстал вскрытый человек. – Мертвых… мужиков. – Я поморщилась. – Ты там еще долго?

– Ты пожелала выпить.

– А я уж думала, ты наконец удосужилась завести тут шкафчик для спиртного. Это было бы гостеприимно. Втиснем, если уберешь одну полку.

В соседней комнате воцарилась гробовая тишина.

– Убрала бы, если бы предпочитала людей книгам, – Лиетт отозвалась ледяным, словно нож в спине, тоном.

Вольнотворцов объединило стремление собирать и хранить знания вдали от назойливых глаз воюющих сторон, которые могли бы использовать их в своих примитивных целях. Поэтому превыше всего они ценили знания и личное пространство.

Лиетт, как можно было догадаться по ловушке с пилой в ее подвале, ценила их очень высоко. Она всегда предпочитала людям бумагу. Люди мерзкие, утомительные, нетерпимые. Книги же давали все и взамен просили только бережного отношения.

Я находила ее приоритеты очаровательными.

– Но, так как я еще не совсем, блядь, умом тронулась, пожалуй, оставлю полки, спасибо.

Остальные – нет.

Наверное, разумнее было найти другого творца. Я знала нескольких – чуть дешевле, чуть менее враждебно настроенных, даже таких, что, возможно, меня не предадут. Но лучше нее не было.

А мне был нужен лучший.

Это было бы разумнее. Мудрее. Милосерднее. Я не в первый раз являлась к Лиетт, с подарком в руках, с улыбкой на губах. И не в последний раз уйду с пустыми словами и оставлю ее в слезах. Такие, как мы, не созданы для «и жили они долго и счастливо». Не с нашими занятиями.

«Еще не поздно», – сказала я себе.

Представила: не говорю ни слова, хватаю свой пояс с сумкой, ухожу и не оглядываюсь. Лиетт не обидится. Черт, да она будет благодарна, что не придется самой вышвыривать меня. Она не станет проклинать мое имя, не возмутится, что я ничего не сказала, она не…

Она не станет меня искать.

Больше не станет.

Уйти – разумнее. Найти помощь в другом месте – мудрее. Притвориться, что этого никогда не было, – милосерднее.

И если тебе доводилось знать человека, который заставлял тебя отказаться от того, что разумнее, мудрее и милосерднее, ты поймешь, почему я пришла к ней.

– Прости за ожидание.

Я обернулась. И с трудом узнала женщину в дверях.

Разумеется, это была Лиетт. Те же темные волосы и глаза, бледная кожа, ровные черты лица. А вот промасленная одежда сменилась изящным платьем с высоким воротом и длинной юбкой, доходившей почти до края черных ботинок. Огромные очки – изысканной оправой. Рабочие перчатки исчезли, открыв бережные, тонкие ручки, на которые я очень старалась не смотреть.

Она выглядела как леди.

Прозвучит, наверное, глупо, но, чтоб меня, иногда я забываю, что она и есть леди.

– Выкопала в недрах кухонного шкафа. – Лиетт приблизилась с парой бокалов, протянула один мне. – У меня, как правило, нет повода пить.