Семь клинков во мраке

Я разжала хватку, открыла дверь. Внутрь ворвался холодный воздух.

– А что, если там беда? – спросил вдогонку Кэврик.

– Боже, и что? На этот случай у меня есть славный охерительно большой револьвер. – Я помедлила, оглянулась. – Кстати говоря… если это уловка и ты попытаешься свалить без меня…

– Ну да, ну да. – Не стану врать, меня маленько задело то, как он закатил глаза. – Ты меня пристрелишь.

– Это если повезет. А если нет, тебе придется одному иметь дело вот с ней.

Я указала подбородком. Кэврик проследил за моим взглядом и наткнулся на очень круглые и очень хмурые глаза Конгениальности. Та нахохлилась и гулко заскрипела. Искры непокорности, затеплившиеся было в глазах самого Кэврика, потухли окончательно. Старое доброе бешенство, впрочем, никуда не делось.

Но негодуй не негодуй… Я бесила кучу людей. Некоторые умели плеваться огнем. И если Кэврик не умел плюнуть чем похуже или выдать огонь из места поинтереснее, задумываться об этом не было нужды.

Я шагнула к двери. Вокруг моего запястья цепко сомкнулись пять крошечных пальчиков. И на меня снизу вверх пристально смотрела Лиетт.

– Будь осторожна.

– Я всегда осторожна.

Она выразительно окинула взглядом шрамы.

– Твое тело определенно усыпано свидетельствами обратного.

– Да. – Я отцепила ее пальцы. – Шрамы подтверждают, насколько я осторожна.

– Бессмыслица! – возразила было Лиетт.

Но я уже шагнула наружу.

Ночь встретила меня холодом и сыростью. Луна висела высоко, до полуночи оставались считаные часы. Я проспала дольше, чем думала. Противное ощущение. Как будто зря потратила время.

Грязные пустоши, окружавшие Старкову Блажь, остались позади. Чем ближе к Йентали, тем больше становилось зелени. Высохшая земля сменилась лугами, воздух напитался влагой.

Отсюда, мать его, загадка: во что мы могли тут врезаться? Кругом ни деревьев, ни валунов. И у машины, способной пропахать изрытое траншеями поле и проломить городские ворота, явно не должно быть проблем с такой мягкой почвой.

Вот поэтому я ненавижу машины. Революция их, разумеется, обожает, превозносит эти сраные двигатели и колеса, словно однажды те заменят птиц. Но птиц, по крайней мере, легко понять. Даешь пожрать – они шевелятся. Не шевелятся – даешь пинка. А как такое провернуть с двигателем?

Дашь ему пинка – он взорвется.

Я обошла вокруг Железного Вепря, размышляя, что могла упустить. Металлический бок блестел в лунном свете – без единой выбоины, вмятины или хотя бы царапины. Я поскребла голову и потянулась к револьверу. Признаюсь, на самом деле у меня не было причин думать, что стрельба способна исправить ситуацию, но раз уж я решала большинство своих проблем именно так, значит…

И тут я замерла. Разглядеть в темноте было сложно, но в переднее колесо что-то забилось. Может, просто грязь. Или мы умудрились переехать огромную птичью кучу. Иронично, если меня и в самом деле остановила куча дерьма.

Я опустилась на корточки, протянула руку. Как я и ожидала, пальцы ткнулись в нечто влажное, липкое. Поэтому обеспокоилась, лишь ощутив, насколько оно теплое. И тут же почувствовала, что меня тоже коснулись чьи-то пальцы.

Я с криком отдернула руку. Из колеса вывалилось что-то изломанное, мокрое, и шлепнулось передо мной, словно дохлая рыбина. Я отскочила, снова нащупывая револьвер, но сдержалась. Оно не двигалось.

Отрубленные руки редко двигаются.

Я сощурилась и наконец увидела его полностью. Ну, или мне показалось, что это именно «он». Раздробленная челюсть, переломанная рука, один глаз, уцелевший, распахнутый в ужасе, и второй, смятый в кашу в глазнице, перемолотое колесом тело. Так вот в чем дело.

Правил в духе «нашел мертвеца – развернись и уходи в противоположную сторону» не существует, это просто здравый смысл. Мы тут общаемся уже достаточно долго, так что не буду объяснять, почему я решила им пренебречь. И тебе не захочется знать, почему я пожалела, что подняла взгляд на поле, когда облака расступились.

Мертвецы.

Все, что я делаю, так или иначе приводит к мертвецам.

Двадцать? Тридцать? Ночью сложно сосчитать. Но если посильнее сощуриться, можно разглядеть несколько важных деталей. Тут изящный красный мундир, украшенный эмблемой с пламенем и кубком. Там плотный синий мундир с приколотой на отворот парой маленьких скрещенных сабель поверх шестерни. Черные рубцы в земле, следы магии. Свежие гильзы и разбросанные штык-ружья.

Имперцы.

Революционеры.

И херова туча птиц-падальщиков.

По всей видимости, они считали, что этот клочок земли почему-то стоит смертей. И с упоением принялись за дело, судя по количеству тел. Однако битва давно завершилась. Дым рассеялся. К трупам слетелись мелкие стервятники – и тут же убрались, когда за лакомыми кусками размашистыми неторопливыми шагами явились пустошники.

Когда впервые наблюдаешь такое зрелище, блюешь и дня три не смыкаешь глаз. Во второй раз – орешь и рыдаешь. В третий и дальше – лишь роняешь пару слов.

– Ох, бля.

Вроде того.