Семь клинков во мраке

Поле после битвы представляется обычно величественным. Тела, которые беспорядочно разбросало мощными взрывами. Одинокую фигуру на холме, чьи холодные руки по-прежнему сжимают стяг, за который он сражался и в свой последний миг смог вонзить в землю. Хочется найти во всем этом хоть какой-то смысл.

Но так бывает лишь в операх.

А здесь я увидела просто-напросто несчастных ублюдков. Один умер, стискивая штук-ружье так, словно оно могло его защитить. Другой оставил кровавый след, пытаясь уползти. Третий, прямо передо мной, скончался с удивлением на лице – как будто так и не понял, зачем нужно было убивать.

Драма будет в опере. Здесь трупы просто падали куда попало. Без причины. Без смысла. Разменные монеты, которые когда-то были людьми, бездумно оброненные и забытые.

– Блядь!

Крик эхом разнесся по полю. Птицы помельче бросились врассыпную. Пустошники даже не вздрогнули. Я оглянулась, увидела привалившегося к двери Кэврика. Его глаза блестели в лунном свете, полные ужаса.

– Кажется, я велела тебе ждать.

Кэврик не слушал. Искренне верю, что в тот момент он утратил способность слышать. Он шагнул наружу на онемевших ногах и, пропустив ступеньку, шлепнулся на землю. Поднялся, прошел мимо меня, уставился на все это кровавое побоище.

– Бля… – прошептал он снова. – Блядь.

– Да, очень драматичное зрелище. – Я настороженно огляделась. – Давай потише, лады?

Не то чтобы я ждала тут засаду – да и птицы определенно не собирались отрываться от трапезы, – но, когда не знаешь, кто может греть уши, полезно помалкивать.

– Я просто… что за… как… – У Кэврика отвисла челюсть. Он попытался подобрать точное слово, чтобы описать весь шок, и нашел то, которое никогда не подводит. – Блядь…

– Типа того.

Не то чтобы я хотела показаться бесчувственной, однако… ну, ты помнишь, что было в Старковой Блажи. Это еще не самое чудовищное, что я сотворила только в тот день.

Кэврик, однако, пялился на мертвецов так, словно они вот-вот очнутся и расскажут ему, что стряслось, – с широко распахнутыми глазами, вновь отвисшей челюстью и пустыми, беспомощными руками.

– Любопытно, – произнесла Лиетт, шагнув наружу из Вепря, и поправила очки. – Места боевых действий остались далеко позади. За что они сражались?

– Ни за что! – рявкнул Кэврик. – Здесь ничего нет. Ничего на многие мили. Ни фортов, ни позиций, ни… ничего. Здесь не за что сражаться. – Он содрогнулся, нетвердо стоя на ногах. – Зачем они?..

– Понятия не имею. – Я зачесала волосы назад. – Мы близко к Йентали, так что это, вероятно, столкнулись два разведбатальона. Искали груз, а нашли друг друга, – пожала плечами я. – Или, например, просто друг другу не понравились. Кто знает?

Кэврик уставился на меня, потрясенный, словно мои слова были хуже направленного ему в лицо револьвера.

– Как ты можешь? – чуть ли не взвизгнул он.

– Только не говори, что впервые увидел мертвеца.

– Не говорю. Просто… еще никогда не видел ничего подобного. – Он окинул поле взглядом, сглотнул. – Не так.

Младший сержант командовал солдатами. Он должен был видеть подобное. Но, с другой стороны, Революция раздает чины, глядя не на опыт, а на верность Генералу.

Страшная, наверное, штука – взглянуть на то, за что ты сражаешься, за что убиваешь, без помощи блистающих опер, маршей и шпалер. Страшная штука – взглянуть и увидеть лишь кровь и тела.

Я помню свой первый раз.

Тогда я думала, что хуже уже не будет.

Но глядеть на Кэврика и знать, что однажды он тоже начнет видеть вместо людей лишь кровь и кости… было хуже.

По крайней мере, пока он не ломанулся обратно к Вепрю. Я потянулась к револьверу – если решит сбежать, я готова выстрелить. Правда, я была не готова увидеть, как он возвращается с канистрой в руках.

– Что это? – спросила я.

– Масло.

– Для колес Вепря? – поинтересовалась Лиетт.

– Для них, – ответил Кэврик.

Он отогнал пару птиц, возмущенно заоравших, и принялся лить густую жидкость на мертвеца, которым те лакомились. Через миг меня осенило. Еще через миг вспыхнула ярость.

– Ну уж нет, блядь, – прорычала я. – Мы должны добраться до Йентали к рассвету. На показуху нет времени.

– Это не показуха. – Кэврик перешел к следующему телу. – Это люди.

– Это трупы, – выплюнула я. – И если не хочешь к ним присоединиться, ты…

У меня была масса вариантов, как закончить эту угрозу. В конце концов, в Шраме я часто ими пользовалась. Но если тот, кому они адресованы, не слушает, эффект теряется. Кэврик просто-напросто переходил от тела к телу и поливал маслом и имперцев, и революционеров, – и не обращал никакого внимания на очень злую женщину, которая очень спешила и держала очень большой, мать его, револьвер.

– Пойдем, – пробормотала я. – Управлять будешь ты.

Лиетт бросила на меня недоуменный взгляд, словно я только что не отдала команду, а предложила ей разгадать загадку. Я зарычала и дернула в сторону Вепря подбородком.

– Я знаю, что ты уже сообразила, как эта дрянь работает. Наверное, еще в первую минуту. – Я оглянулась на Кэврика. – Если этот хочет остаться – пусть. У нас есть дело.