Семь клинков во мраке

Я дернула Конгениальность вправо и заставила ее врезаться в имперскую птицу. Потянулась, схватила огнеглефу чуть ниже наконечника и рванула вверх, отправляя струю пламени в небо. У имперца было преимущество в дальности и скорости – попытайся мы сбежать, меня бы уже поджарило. Единственный способ выжить – держаться как можно ближе.

За ревом огня не было слышно ни его, ни моего рычания. Мы перетягивали глефу: я уводила ее подальше от себя, имперец настаивал, что мне куда больше пойдет вид кучки пепла. Он был крупнее, сильнее, а я еле переводила дух. Цеплялась двумя руками, но моя хватка уже ослабевала, наконечник постепенно поворачивался ко мне.

Я зарычала громче, пиная Конгениальность пяткой, однако та все равно не могла бежать быстрее. Краем глаза увидела, как имперская птица поднырнула и ударила тонким как бритва клювом, рассекая грудь Конгениальности алой полосой.

Вот так уж точно негоже обращаться с леди.

Конгениальность обратила на птицу возмущенный желтый взор. И двинула клювом в ответ, широким и массивным, сомкнувшимся на шее птицы. Имперская была меньше, легче, маневренней. Моя – пустошник. Крупнее, сильнее и намного, ох намного злее.

Птица испуганно крикнула, Конгениальность мотнула головой. Хруст шеи было слышно даже сквозь рев пламени. Всадник завопил не хуже своей животины – глефа выскользнула из его рук, и он кубарем полетел на землю, прямиком под мощные когтистые лапы.

– Да чтоб тебя, девчонка. – Я проследила за покатившимся по полю окровавленным телом. – А ты не могла так пораньше?

Конгениальность не знала слов, кроме как «еда» и «там не срать», но все равно предупредительно гукнула. Я, пришпорив ее, предпочла эту тему оставить.

Впереди показался Вепрь. Он бешено вилял влево-вправо, стараясь не попасть под разряды электричества; оставшиеся всадники догоняли его, чтобы добить. Должна признать, навыки Кэврика меня впечатлили. Не знала, что громоздкая штуковина вроде Вепря способна так передвигаться. Имперцы, впрочем, тоже не догадывались. Их взгляды были устремлены лишь на цель – и не замечали женщину с внушительным пламенеющим оружием.

Я подняла глефу, пристроилась позади. Имперцы замедлили ход, чтобы прицелиться. Зря. Я направила на них наконечник, крепко стиснула древко. Огонь ринулся вперед потоком и тут же превратил первого всадника в орущую обугленную массу. Второй обернулся через плечо – и мгновенно получил языком пламени в лицо.

Я опять пришпорила птицу. Мы подобрались к двери Вепря, и я потянула за поводья. Конгениальность, умная девочка, запрыгнула внутрь, содрогнувшись от натуги. Я ухватилась за верхнюю перекладину, подтянула себя на крышу. Всадников дюжина, а я убила только четверых. Я вскарабкалась на ноги, готовая перестрелять их с высоты.

И увидела, как они отстают. Я ухмыльнулась. Возможно, они увидели татуировки, револьвер и поняли, кто я такая. Возможно, они осознали весь идиотизм своих попыток затевать драку с Сэл Какофонией.

По полю пролетела тень. Сверху донесся крик. Я подняла взгляд.

Или, что тоже возможно, они сообразили, что можно расслабиться, пока меня прикончит огромная сраная птица.

Такую не сразу заметишь – исполинские серые крылья на фоне исполинского серого неба. Я поняла, что это такое, только когда разглядела черные когти, ярко-красный клюв на здоровенной совиной физиономии, длиннющие брови, что трепетали за ней, словно стяги на ветру.

Грукай.

Среди гигантских птиц-убийц грукаи выделялись размерами, свирепостью и исключительно мерзостным нравом. Империум использовал их для внезапных атак – налететь, выхватить революционеров из строя, разорвать на клочки в небе, осыпая кишками их перепуганных товарищей.

Пожалуй, мне должно было польстить, что судья Картрин счел нужным бросить его в бой ради меня одной.

Как только закончу обделываться, сразу начну гордиться. Но когда Картрин обнажил длинный клинок и пришпорил птицу, у меня в голове осталась лишь одна мысль: вниз.

Я не услышала шелест крыльев. Только ощутила мощный поток ветра, холод тени и, что самое главное, острый всплеск боли, когда коготь чудовища прочертил на моей спине кровавую полосу.

С губ сорвался крик, тело сжалось. Но мне повезло, я легко отделалась. Помедли я еще хоть миг, коготь вошел бы глубже, и моя спина уже возносилась бы в небеса. Перетерпев боль и поднявшись на ноги, я увидела, как моя кровь разлетается в небесах из-под когтей грукая.

Грукай развернулся.

И ринулся снова ко мне.

В меня вперились совиные, немигающие глаза. Тварь увидела мою уловку, смекнула. Во второй раз не промахнется, и другой возможности выстрелить не будет.

Я вытащила Какофонию из кобуры; от боли и страха мои руки стали неуклюжими. Он похолодел в пальцах, призывая меня успокоиться. Я набрала в легкие воздуха, задержала дыхание. Подняла револьвер, ощутила, как он разгорается в ладони, нацелила его на мчащую с небес птицу.

Единственный выстрел.

Я спустила курок. Пуля со свистом унеслась вперед. Грукай метнулся в сторону, заранее готовый уклониться. В ужасе я поняла, что промахнулась, и сердце рухнуло в пятки.

А потом взорвалась Геенна.