Семь клинков во мраке

Огонь расцвел в небе с победным треском. Алые когти ринулись во все стороны, хватая крылья твари пылающими пальцами. Грукай завизжал, закрутился, теряя горящие перья. Мое сердце подпрыгнуло обратно, ближе к ухмылке: Картрин вылетел из седла прямиком в столп дыма.

Он вертелся, как муха без одного крылышка, а его птица рухнула на землю, взметнув фонтан грязи. Единственное, о чем я жалела, – что издалека я не услышу его криков. Только рев двигателей, вопли птицы и…

Песнь Госпожи.

– Ну конечно, – вздохнула я.

Картрин вскинул руку. Из перчатки вырвался сонм черных щупалец, в мгновение ока вонзивших шипастые когти в крышу Вепря. Еще через миг они напряглись. И натянулись. Я повернулась. Картрин рассекал воздух и стремительно подбирался на своих щупальцах ближе. Его клинок застыл, поднятый высоко над головой.

И упал вниз.

Я выставила огнеглефу, и мои руки чуть не сломались под тяжестью удара. Меч, длинный и зазубренный, притворяющийся добропорядочным оружием, врезался в древко глефы и поверг меня на колени. Я выронила Какофонию и вцепилась в глефу обеими руками, пытаясь удержать клинок.

Картрин был сильнее, выше и определенно не походил на того, кто хлебал из ночного горшка в моем видении. Едва напрягая руки, которые имперский мундир оставлял открытыми, он теснил меня все дальше. В глазах под забралом шлема как будто мелькала скука.

– Признаюсь, скиталец, я впечатлен. – Да и по голосу было ясно, что Картрин не прилагал никаких усилий. – Я видел, как ты использовала могучую магию, как любой иной маг, и тем не менее не услышал песни. Не оружие ли твое постаралось? – Он надавил, заставляя меня прогнуться ниже. – Преступление, стоящее мгновенной, болезненной смерти, но пусть сие не омрачит твоих достижений.

– Какой ты любезный, мудила, – проворчала я в ответ, прекрасно понимая, что сложновато звучать угрожающе, когда стоишь на одном колене и явно напрягаешь все силы.

Мой взгляд метнулся к краю крыши Вепря. Какофония опасно перекатывался по металлу, угрожая свалиться. Я чуяла его жар даже на расстоянии – он беспокоился, что упадет, но гораздо, гораздо больше бесился, что я его выронила. Однако даже сквозь этот жар я вдруг ощутила внезапный холодок, пробежавший по коже.

Клинок Картрина обволокло голубым туманом, по металлу пополз лед, перекидываясь на древко глефы. Стужемеч… ну, конечно, блядь, у него должен оказаться стужемеч. Как будто совсем, блядь, недостаточно здоровенной птицы-убийцы или пучка до одури жутких щупалец. Вот нужен ему, блядь, еще и магический морозящий клинок.

Сраные маги.

– Считаю необходимым извиниться, – продолжил он, по-прежнему пугающе беззаботно. – Признаю, что наши сведения о тебе обескураживающе скудны в сравнении с более, скажем так, видными скитальцами вроде Скалы или Дервиша.

– Дервиша?! – выпалила я, мигом разъярившись. – Он-то в каком месте видный? Швыряется сраными камнями! Да его имя даже не имеет смысла!

– Так-так-так, не нужно резких слов. Когда я сообщу о сегодняшнем дне, твое имя прогремит на всю Катаму. – Он сжал оружие обеими руками, навалился. – Ты, разумеется, будешь мертва, но заверяю – молва не поскупится.

Дерево затрещало. Зашелестел мороз. Глефа в моих ладонях сломалась пополам. Я едва успела откатиться – зазубренный ледяной клинок впился в железную крышу. Вскочив на ноги, я нацелила на Картрина наконечник огнеглефы, зажмурилась, сосредоточилась.

Пламя вырвалось ревущим, хохочущим потоком, плеснуло на Картрина. Он выдернул клинок, выставил его перед собой. Огонь распался, словно волна, скользнув по обе стороны от него; магия стужемеча поглотила жар, окутала имперца белыми клубами. Сквозь них я увидела, как он взмахнул клинком. Осколки льда разлетелись веером, и один из них задел зазубренным краем мою руку. Выступила кровь, пламя затрепетало, наконечник выпал из моей ладони.

Прямо к краю. Я сдуру бросилась за ним, но успеть было невозможно. Даже если бы мне не прилетело ботинком по груди. Я откатилась обратно, скривившись, и следующий удар пришелся по животу. Больно, конечно, но не так страшно, как тщетная попытка вдохнуть в момент, когда к твоему горлу подносят стужемеч.

– Она использует магию, и песнь не звучит. Она пускает в ход огнеглефу так, словно родилась с оной в руках. – Картрин щелчком поднял забрало шлема и окинул меня презрительным взглядом. – Что же за скиталец…

Он осекся, наконец рассмотрев меня. Теперь, когда ему не мешало забрало, а взор не застилал азарт битвы. Глаза его потрясенно распахнулись. Челюсть отвисла.

– Ты, – затаив дыхание, шепнул Картрин.

– Я, – согласилась я.

И, вскинув ногу, пнула его в живот. Имперец отшатнулся к краю, закряхтев от неожиданности и боли. Когда он пришел в себя, его взгляд уперся в ухмыляющееся дуло Какофонии.

– И он.

Я спустила курок.

Руина взорвалась стеной звука и мощи, отправившей нас обоих в полет. И только один из нас был к этому готов. Поэтому, кубарем покатившись к краю, я кое-как успела за него уцепиться, а вот Картрина отшвырнуло в воздух – так, что ни птица, ни магия уже не спасут.