Семь ключей от зазеркалья

– Не знаю, – честно призналась я. Мы ненадолго разошлись в танце, сменив партнеров, и это дало мне время додумать свой ответ. – Не так плохо, как я опасалась, но странно. Непривычно. Как будто я вернулась в прошлое при помощи магии. Я изменилась, а здесь все по-прежнему. Если вы понимаете, что я имею в виду.

– Отлично понимаю. Некоторые события меняют нас так сильно, что кажется, весь мир обязан измениться вместе с нами. Но жизнь идет своим чередом, как бы мы к этому ни относились.

– Верно. – Я обошла вокруг партнера, касаясь его руки кончиками пальцев. – А вы часто здесь бываете?

– Нет. – У него была такая приятная улыбка, что я невольно улыбнулась в ответ. Итан совершенно вылетел у меня из головы. – Высшее руководство института приглашают только на самые пышные торжества, раза три в год. К тому же до недавнего времени я был простым преподавателем.

– А простым преподавателям вход во дворец закрыт?

– Конечно. Приглашения высылают только ректору и деканам. И то, по-моему, неохотно. Дань старой традиции. – Он склонился к самому моему уху, благо танец в данный момент это позволял. – Никто не получает от этого удовольствия. Королевской семье не нужно присутствие простолюдинов, какими бы они ни были образованными. А мы чувствуем себя некомфортно в здешней помпезности. Но нельзя же отказывать, когда на бал зовет сам король!

– И все страдают, – со смешком заключила я.

– Жизнь суть страдание, – тоном заправского проповедника провозгласил Кейл.

– Точно, – нарочито серьезно подхватила я. И интимным шепотом добавила: – Особенно когда танцуешь на каблуках.

– Это так плохо? – сочувственно спросил он.

– А вы попробуйте как-нибудь, – посоветовала я. – Только не при студентах.

Декан факультета стихий рассмеялся, запрокинув голову. Определенно, с ним я чувствовала себя весьма комфортно. Значительно комфортнее, чем с тем же Орвином.

– На самом деле все совсем неплохо, – справедливости ради признала я. – Во всяком случае, я вроде бы ни разу не оступилась, несмотря на многолетний перерыв.

– Вы отлично танцуете, – галантно заверили меня.

– Подлизываетесь?

– Конечно. Вы покорили сердца всего института. Как я мог устоять? Декан должен быть на одной волне со студентами и коллегами.

– Кстати, про институт! – вспомнила я, проигнорировав комплимент. Кейл умеет быть галантным, но я не покорительница сердец, так к чему зацикливаться на пустых словах? – Почему мое выступление так хорошо приняли?

– А почему бы нет? – удивился он. – Вы все сделали качественно и зрелищно.

– Да, но сутью номера был побег из тюрьмы. И личность моя не должна бы способствовать симпатии. Было бы логичнее, если бы публика начала швыряться камнями.

– Ах, это! – Его лицо приняло серьезное выражение. – Как бы точнее объяснить, особенно с учетом… цензуры.

Кейл многозначительно обвел глазами зал, но в этом не было необходимости: я и так понимала, что посторонних ушей здесь, мягко говоря, немало. Танец закончился, мы, как и полагалось, поклонились друг другу. Декан взял меня под руку и повел в направлении диковинных деревьев, росших в крупных горшках. Там можно было продолжить разговор в относительном уединении – насколько оное вообще реально на балу.

– Видите ли, Институт магии и стихий всегда был несколько обособлен. В прежние времена его можно было считать эдаким государством в государстве. У королей были официальная власть и армия, у ученых – маги, и этим двум силам приходилось считаться друг с другом. Сейчас институт уже не так автономен, возможно потому, что сильных магов стало меньше. Но инакомыслие нашему заведению все равно свойственно. Не все решения эльмиррского правительства находят одобрение в глазах студентов. – Он выразительно пошевелил бровями, давая понять, что высказался бы значительно более радикально, если бы не обстоятельства нашей беседы. – В прошлую нашу встречу я сказал вам, что мы не занимаемся воспитанием. Это и верно, и неверно одновременно. Мы воспитываем в своих подопечных ученых. А знаете, кто такой ученый в первую очередь?

Я сложила руки на груди и попыталась разгадать загадку, чувствуя себя пресловутой студенткой, не подготовившейся к экзамену. Вроде бы и должна знать ответ: магистр как-никак, и не из последних. Но поди сообрази так сразу. Определенно в обществе Кейла мне было интересно.

– Тот, кто много знает? – предположила я.

Он с улыбкой покачал головой.

– Многое умеет на практике? – выдвинула я очередную гипотезу.

– Ученый – это в первую очередь тот, кто имеет свое, независимое мнение, – пояснил свою мысль декан. – И эта способность не может ограничиваться наукой. Она распространяется на все прочие сферы жизни. В том числе и на политические взгляды.

– Можете не продолжать.

И так было понятно, что многие студенты, а также, вероятнее всего, преподаватели были не в восторге от правления его величества Эдбальда. Упрекнуть их в этом я не могла, поскольку была всецело на их стороне. Быть может, мне самое место в институте?

Кейл благодарно кивнул: