Семь колодцев

И в дождь, и в мороз, в любую погоду
Спешит к магазину много народу.
Портвейны, ликеры, наливка и водка…
Все примет луженая русская глотка!

— Ух ты! Ты даже это помнишь? — удивился я.

— А як же! — гордо ответил он.

Вскоре ко мне подошла Вера. Некоторое время назад она с кем-то довольно долго разговаривала по телефону. Я не стал ей мешать, однако проникся подозрением.

— Саша, я хочу отъехать на пару часов. Мне нужно повидаться со своей подругой.

Я внимательно на нее посмотрел:

— Я тебя никуда не отпущу!

Вера по-кошачьи прильнула ко мне, пытаясь меня обворожить.

— Ну пожалуйста! Мне очень нужно. Я на такси туда и обратно, если денег дашь. — Она видела, что я по-прежнему против. — Я не сбегу, честное слово! Ну хочешь, отправь со мной своего Вовочку. Пусть прикует мою руку к своей наручниками!

— Вовочку я отправил в магазин… Нет, из этой квартиры ты не выйдешь! И не проси! Если хочешь, пусть твоя подруга сюда приезжает. — И я протянул Вере телефонную трубку. — Звони!

Вера подумала, помялась и все же набрала телефонный номер.

Вскоре, когда Вовочка вернулся, еда была приготовлена и мы расселись за столом, явилась некая Валя — несколько подержанная блондинка с красивой фигурой и завораживающим взглядом. Она была ровесницей Веры и даже чем-то ее напоминала, наверное, этакой развратной привлекательностью.

Вот так компания собралась!..

Потом мы перешли в гостиную и организовали там шведский стол. Я задраил окна, включил неоновую подсветку, поставил свежий музыкальный диск, и мы устроили крези-дискотеку. Моя огромная роскошная квартира не впервые подвергалась подобным испытаниям, и все же первое время, пока я был еще относительно трезв, я волновался и за индонезийский палубный паркет, и за персидские ковры, и за дорогущие китайские вазы в человеческий рост. Один раз Вовочка едва не свалил статую Аполлона Бельведерского работы моего знакомого скульптора, спившегося с тоски, и получил от меня матерный нагоняй, а от Лены крепчайшую затрещину.

— Спасибо! — благодарно сказал он нам, поклонившись на японский манер.

Вера сидела в углу на диване со своей подругой Валей, они пили коктейли моего изготовления и полушепотом о чем-то беседовали. Рядом все время крутился пьяненький Алексей, уже и не зная, как привлечь к себе внимание Веры, но моя полногрудая девочка его открыто игнорировала, и несчастный философ, брошенный на произвол судьбы, заметно нервничал, почему-то злился на жену и крепко налегал на купленный Вовочкой суперконьяк.

Вскоре и я обиделся на Веру и в отместку начал потихоньку заигрывать с Алей, которая мне очень понравилась, благо ее жених Петруха не отлипал от Лолы.

Петруха был москвичом, жил один в трехкомнатной квартире. Аля, в свою очередь, родилась в Липецке, была на десять лет младше Петрухи, то есть ей было двадцать три, и утверждала, что любит его и вышла бы за него замуж, даже если бы он жил на Чукотке. Я позволил себе усомниться…

События развивались медленно, но, как говорится, верно. Все пили с какой-то отчаянной лихостью, будто всю жизнь только и делали, что упражнялись в возлияниях.

Наверное, только в России может такое происходить. Живут себе люди, почти не пьют, работают, о ком-то заботятся. Все идет своим чередом, изо дня в день, из года в год. Но однажды они собираются вместе и вдруг, под воздействием массового психоза, набрасываются на бутылки с такой животной яростью, будто в этом и заключается главный смысл их жизни. Что это? Злые гены? Зов предков? Стечение обстоятельств? Стадное чувство? Издержки советского периода? Или просто любого человека достаточно лишь слегка подтолкнуть, чтобы он поддался самым низменным соблазнам?

Выпиваешь, потом еще, в голове все больше проясняется, все твои ежедневные заботы и беспокойства улетучиваются, как спирт из открытой бутылки, и ты, обнаженный до костей, вдруг отчетливо понимаешь, что жизнь на самом деле скучна и безлика до тошноты — скучно, поручик! — а вся суета бесполезна, и только в хорошей пьяной оргии можно познать истинный смысл жизни, вкусить ее соль…

Это по поводу улетучившегося спирта… Однажды прапорщик Валлиулин — известный всей части недоумок — украл спирт, который выдавался для протирки контактов, целую трехлитровую банку, но забыл ее в аппаратной секретной связи на столе, и к тому же оставил открытой. Ему на беду было как раз мое дежурство. Заметив бесхозный спирт, я поспешил отлить треть содержимого банки в свою посуду и надежно ее спрятать.

Прапорщик Валлиулин вернулся через час. Был очень взволнован.

— Где спирт? — набросился он на меня, заметив недостачу.

— Не знаю.

— А ну дыхни! Я дыхнул.

— Странно! — почесал он свой опухший от пьянства чайник. — Куда же он мог деться?

Он все еще продолжал подозревать меня в краже.

— Я думаю, что испарился, — предположил я. — Давайте, товарищ прапорщик, посчитаем. У меня по химии была пятерка…