Семь кругов

Билли вздохнул и двинулся по базальтовой пустыне. Сделав десяток шагов, краем глаза он заметил какую-то вспышку и, развернувшись, выхватил Экскалибур. Одинокий мужчина сидел за накрытым столом у края провала. Высокий и худощавый, он сидел, утвердив локти по обе стороны от тарелки, и жадно обгладывал жареную ножку цыпленка. Стол был накрыт черной скатертью, и от одного его края до другого тянулись блюда, исходившие паром, — овальная тарелка с ломтями индейки, цыплячьи ножки на гриле, филейные стейки; толстые пиццы на плоских глиняных блюдах; пирамида жареных кукурузных початков, гора жареной картошки в широкой миске; огромная соусница с плавающей в ней поварешкой и толстенный бифштекс на решетке жаровни.

Билли облизал пересохшие губы. Так вот откуда шли запахи! Но почему я раньше ничего не видел? Он неторопливо подошел к столу. Человек поднял взгляд и, не вынимая изо рта цыплячьей ножки, кивком пригласил Билли сесть рядом.

— М-м-м… нет, спасибо.

Человек бросил на тарелку обглоданную косточку и вытер рот рукавом.

— Да брось ты! Я не кусаюсь! — Он схватил ломоть пиццы, от которого потянулась нить расплавленного сыра. Откусив едва ли не половину его, он кивнул, продолжая говорить с полным ртом: — Это лучшая кормежка, которую ты можешь найти в этом забытом богом месте. Уж в этом-то можешь не сомневаться.

Билли приблизился на шаг.

— Кто вы? И почему вы здесь?

— Я Френсис Пибоди, но можешь звать меня Оу-Эм.

— Оу-Эм? Как-то не подходит к Френсису Пибоди. Может, лучше Эф-Пи?

Оу-Эм сунул в рот поджаренную корочку и взял другой ломоть.

— Это имя мне присвоили в детстве. Мои родители и шестеро братьев называли меня Оу-Эм-Джи из-за моей любви к бутербродам с ореховым маслом и сандвичам с желе. А потом сократили до Оу-Эм.

— Ладно. Принимаю. — Билли протянул руку. — Меня зовут Билли Баннистер.

Поскольку Оу-Эм обеими руками держал пиццу, он кивнул:

— Приятно познакомиться, Би-Би.

— Так что вы здесь делаете?

Оу-Эм слизнул с подбородка потек сыра.

— Я путешественник, точно такой же, как и ты. Вошел в круги лет сорок назад в поисках пропавшей девочки.

— Пропавшей девочки? Какой?

— На самом деле юной леди — Шайло Натансон. Я вскоре нашел ее, но меня постигла неприятность. Когда я собрался отвести ее домой, то врезался в электрическую стену и отключился. После этого помню только, что меня несли какие-то сильные руки. И наконец я пришел в себя вот в этом месте.

Билли прижал руку к бурлящему желудку.

— Как-то не уловил. Почему я сразу не увидел вас, когда оказался здесь?

Оу-Эм взял бутылку с пивом и отхлебнул несколько глотков. Громко рыгнув, он вытер рот краем скатерти.

— Так уж этот мир устроен. Проход меж измерениями не всегда бывает гладким. Я путешествовал по всем шести кругам.

— Так что же, теперь застряли в этом?

Оу-Эм отхватил еще кусок пиццы. Голос у него стал совсем невнятным.

— Вроде, что так, но я не жалуюсь. — Широким взмахом руки он обвел стол. — Еды всегда хватает.

— Но чем еще вы тут занимаетесь? Разве вам не одиноко?

— В общем-то нет. Большую часть времени я ем. А еще наблюдаю за рассветами и закатами, хотя солнца я тут не видел.

— Я тоже это заметил. — Билли сел по другую сторону стола. — Вы всегда голодны?

Оу-Эм снова рыгнул.

— На самом деле нет. Просто еда такая хорошая, так чего ради останавливаться? Она постоянно появляется, и, клянусь, с каждым днем все вкуснее. — Оу-Эм пододвинул Билли кусок пиццы. — Присоединяйся.

Запах еды снова ударил Билли в нос, включив пожарный колокол тревоги. Пустой, лишенный пищи желудок горел, моля хотя бы о крошке моцареллы. Но он отодвинул тарелку.

— Нет, не могу.

— Что, в желудке камни? — Оу-Эм подтянул соусницу и черпнул из нее поварешкой. — Вот это, — сказал он, медленно выливая соус обратно, — успокоит твой желудок. — Вытянувшись всем своим жилистым телом, он поставил миску прямо Билли под нос.

О, какой запах! Дыхание небес! Билли зачерпнул соус самым кончиком поварешки, отметив кусочки говядины и картошки, плавающие в густой подливке. Спазм свел желудок, требуя заполнить жгучую пустоту. Билли отодвинул соусницу, но, попытавшись встать, скрючился от боли.

Оу-Эм подскочил к нему.

— Брось, парень. Тебе нужно подкормиться. А из-за такой еды стоит умереть.

— Вот этого я и боюсь, — простонал Билли. — Мне было сказано, что для меня тут никакая пища не годится. — Он освободился от хватки Оу-Эм и вытер пот со лба. Привычным движением коснулся кольца. Турмалин больше не пульсировал.

— Значит, пища не годится? — кивнул Оу-Эм, полузакрыв глаза. — Спорю, что тебе это сказал Джозеф.

Боль чуть стихла, позволив Билли выпрямиться.

— Вы встречались с Джозефом?

— Еще бы! Он дал мне прекрасный обед во втором круге и предупредил, чтобы я больше не ел. Но неужто мне ждать сорок лет, чтобы поесть? Думаю, что нет.

Билли потер кольцо.

— И долго вам пришлось голодать?

Оу-Эм пожал плечами:

— Ну, день или два.

Билли прищурился.

— День или два? Недолго, при условии, что вы знали, что здесь нельзя питаться.