Семь легенд мира

– Слушай меня внимательно, все слушайте, – решительно сказала Мира и голос ее зазвенел. – Вы так изолгались, что сами себе противны. Но я вас вылечу. Это будет больно, лечение порой труднее болезни. Каждый, кто принадлежит к роду битри, живущий ныне или готовый родиться, до последнего мига не скажет безнаказанно и слова лжи. Не кивнет и не покачает головой, не смолчит и не отвернется, пытаясь нарушить лечение. Любая ложь – это боль. И единственное от нее спасение – правда. И так станет с этого дня по моему слову.

– Проверим, – предложил Вэрри, когда тишина сделалась невыносимой. – Апи, расскажи про игру в лошадки. Тут подголоски твоего сынка обмолвились.

Губы старого шакала шевельнулись, готовя первый звук – и исказились гримасой боли. Он беззвучно визжал, безголосо кричал, стонал и хрипел, корчась. Упал в пыль и забился в судорогах, бледнея, выкатывая глаза и кашляя желчью. А потом затих.

– Неизлечим, – почти испуганно выдохнула Мира. – Дракон, я опять делаю глупость? Ох, ему ведь и снавь теперь не поможет.

– И прежде бы не помогла. Попробуем снова, – усмехнулся Вэрри, находя взглядом вчерашнего болтуна. – Ты! Расскажи про лошадей, что знаешь.

Заранее бледный до зелени мужчина вышел вперед и тихо заговорил, вздрагивая от звука собственного голоса. Четыре зимы назад покойный Апи велел найти рыжую кобылу с отметкой на лбу, форму которой зарисовал. Ее пришлось покупать, и дорого, у дальнего племени. Но выполнить требование удалось в точности. Белая метина, косо режущая морду от левого уха до губ. А еще искали вороного жеребца без отметин.

Парень всхлипнул жалобно и упал на колени.

– Солгу – умру, – рванул он волосы и уткнулся лицом в пыль. – Правду скажу – тоже не выживу, о демон. Твоих коней мы захотели. Апи желал байгу без обмана выигрывать год за годом, чтоб все наверняка. С осени той проклятой случая ждали, чтоб лучшую кобылу забрать. Ее увели в жестокий буран, нам всё удалось, она за детенком своим шла и не упиралась. Следы замело, воровать показалось просто, она еще и жеребая была, теперь здесь, у Золотого моря, троих краденых из Гриддэ стережем. Жеребца тоже пытались забрать несколько раз. Думали, у него масть ровная, легко подобрать, но не всё так гладко на деле, как на словах: он троим головы проломил, а скольким кости крушил и кожу рвал, и не упомню. Злой, неукротимый, мы отступились. Да и искали его хозяева. Держит Апи лошадей тайно, в лощине. Отсюда недалеко, там личное пастбище Битринни. А толку-то? Никого не подпускают, даже рожденный в степи конь. Дикие, дикие они…

– То-то Актама нет до сих пор, – усмехнулся Вэрри. – Занят! Ладно, живи, если он позволит. Все же первым правду сказал. Но впредь к долине Гриддэ…

– Нет, никогда, – отчаянно замотал головой похититель коней.

Люди зашептались: действует лечение.

Жена Дари чуть приподнялась и очень тихо спросила, нет ли ведомой кому причины ее болезни. Нашлась: вскрикивая на каждом втором слове и всхлипывая, когда боль требовала продолжать говорить, а благоразумие советовало смолчать, повинилась местная знахарка. Давала отвар, а он не от простуды. А еще, приходя в гости, капли в воду подливала, сам Апи велел, жизни лишить грозил, детей извести.

Мира прижалась к плечу своего дракона – она только теперь поняла, что сделала. Во лжи жить трудно, но чего они теперь друг другу наговорят? И можно ли будет не передраться до большой крови, выясняя старые тайны? Вон, прорвало плотину – уже не цедят слова испуганно, а кричат в голос. Видно, не всем легко было молчать год за годом и копить в душе гниль. Вскрылся нарыв.

Неделя прошла в непрестанном кошмаре. Погибли еще четверо, Мира испуганно жалась к надежному плечу все плотнее. Дари смеялся и утешал ее: он и не заметил, что должен говорить лишь правду под страхом боли или даже смерти. Всегда говорил, и при Апи страх был куда мучительнее, – не за себя, за родных, это вовсе невыносимо. Обойдется, привыкнут и прочие. Не так уж трудно, зато как полезно!

Потрясенные племена илла расходились по своим кочевым путям, оставив долину опять роду битри. Им пока нельзя менять место, и так слишком много свалилось нового, вздохнула щедрая победительница байги, сообщив старикам степи свою волю. Дари улыбнулся и поклонился – спасибо. Он все-таки унаследовал род и право старейшины. А что оставалось делать битри, если пока один Дари не заикается через слово? Правда, на лечение его шрамов времени и сил не осталось, но Мира туманно намекнула, что есть иные снави, уроженки степи, которым наверняка захочется посетить род битри теперь, в его новом виде. И даже пожить тут, пожалуй. Она постарается и устроит при первой возможности.