Семь лепестков

Но это была не галлюцинация. В этом он еще раз убедился, осмотрев дом. Окно первого этажа было разбито, на полу виднелись свежие следы. Вспомнив про видеокамеры, Антон бросился в чулан, переоборудованный под пункт управления — но выяснил, что камеры все показывают, но ничего не пишут.

Непохоже было, что орудовал вор: Антон, разумеется, не знал, где у Белова хранятся ценные вещи, но по крайней мере вся электроника стояла на местах, и следов взлома шкафов или ящиков тоже не было видно. Единственным, что точно пропало, была злосчастная бумажка, на которую Антон так рассчитывал. Значит, кто-то — логично предположить, что убийца Жени — проник в дом, уничтожил улику и, завидев Антона, убежал, хлопнув на прощанье дверью. Антон вспомнил про иномарку, увиденную им в поселке, и пожалел, что не запомнил номер или хотя бы модель… для него все такие машины были на одно лицо.

Но поездка оказалась не напрасной: обратно Антон ехал, сжимая в кулаке находку, о которой не мог и мечтать. Эту вещицу он нашел на полу жениной комнаты, когда решил для верности проверить, не занесло ли бумажку сквозняком под кровать. Она сверкнула сразу, как только он нагнулся — и всю обратную дорогу Антон сдерживался, чтобы не достать ее прямо в электричке.

Это было золотое кольцо с маленьким бриллиантом. Оно наверняка было сделано на заказ и могло принадлежать только Жене: оправа камня представляла собой цветок, три лепестка которого были оборваны. Оставалось только четыре. Итого — семь.

Четвертый лепесток

Красный «ниссан» остановился у дверей ресторана. Он был украшен традиционными белыми лентами, но вместо пупса впереди восседала купленная на Арбате матрешка в виде Горбачева с родимым пятном на полголовы.

— Горько! — заорал Поручик и метнул горсть десятикопеечных монет под ноги выходившему из машины Белову. Распахнув заднюю дверь, Владимир подхватил на руки невесту в белой фате и понес ее к входу.

— Обрати внимание, голубчик, как она одета, — сказала Наталья Поручику, — надо будет узнать у нее телефон портнихи.

— Володька небось ее в Париж свозил, — сказал Альперович, а Нордман метнул в него преувеличено возмущенный взгляд — мол, ты поговори еще у меня!

Сам поручик приехал на белой «хонде» с правым рулем.

— Надо бы переделать, — сказал он, — но все руки не доходят. И без того идеальная машина.

— Да скажи лучше прямо — денег нет, — улыбнулся Леня, поправляя очки. У меня тут двое знакомых провернули одно дельце, срубили баксов немеряно и купили себе «мерседес». На все. А на оформление — ну там, растаможка, ГАИ, все такое — денег уже не осталось. Так «мерседес» у них и гниет теперь потихоньку.

— Идеальная история, — заржал Поручик.

— Голубчик, — сказала Наталья, — нас уже пригласили. Неудобно заставлять молодых ждать. Ты же шафер сегодня.

Все поспешили к дверям. Альперович на секунду придержал Леню и шепнул:

— А телефончик этих твоих ребят дашь? Я бы перекупил.

Для своей свадьбы Белов снял весь ресторан. Он не поскупился: столы были плотно заставлены тарелками с сервелатом, красной рыбой, тарталетками с сыром, бутербродами с икрой и другими дефицитом, которого Женя уже давно не видела. Лерка потянулась к буженине, но Женька возмущенно дала ей по руке:

— Положи на место! В Лондоне наешься!

Она все никак не могла прийти в себя от того, что Лерка уезжает. Нельзя сказать, чтобы они часто виделись последние годы, но сама мысль о том, что в городе всегда есть Лерка, была приятна. К подруге было хорошо заехать с бутылкой портвейна или просто тортом — тем более, что Лера окончательно бросила идею похудеть и своими необъятными габаритами каждый раз словно говорила Женьке: «Ты-то еще ничего, на меня посмотри!». Странно было вспоминать, что в школе она была первой красавицей, а Женька — гадким утенком.

Поручик, как свидетель, занял место слева от жениха, оплаченный ресторанный тамада начал стихотворную речь:

Мы собрались сегодня здесь, друзья,
Чтобы поздравить Володю и Машу,
Чтобы восславить пару вашу,
Позвольте, подниму свой тост и я!

Стишок был явно стандартный, написанный для каких-нибудь Павлика и Даши или Пети и Наташи, потому имена молодоженов выбивались из размера.

— Сказал бы лучше «Вовочку и Машу», — предложил Леня, накладывая себе на тарелку ветчины.

— На Вовочку Белов еще в школе обижался, — возразил Рома, — помню, мы как-то были с ним на школе комсомольского актива, так он…

Но в этот момент Поручик вырвал у тамады микрофон и заорал:

— Выпьем за то, чтобы столы ломились от изобилия, а кровати — от любви! ГОРЬКО!