Семь лет за колючей проволокой

Ах, как Ленина мало вы знаете!
Разве мог он придумать такое?
«Декрет о земле», о Земле, представляете?
Глупость, какая! Оставьте в покое!

То, что Ильич и придумать не мог,

То, во что нам просто не верится:
Это не Ленин, не ленинский слог!
Как же бык, положим, не телится.

Ленин — Великий, непревзойдённый!

Ленин, как знамя, краснел от стыда!
Если ему предлагали казённый
Лишний кусок, то просто беда!

Ленин краснел, отдавая приказ:

«В детей Николая стрелять боевыми!»
Ленинский мы выполняем наказ:
Жвачку жуём, коммунизмом хранимы.

Ну, кто, скажите-ка на милость,

Трудов не знает Ильича?
И кто виновен, что мы силос
Едим, от радости крича?

Ильич, родной, прости убогих!

Прости! Порою сгоряча
Мы в рот «дерём» тебя и многих,
От дикой ярости рыча!

Но ничего, придёт пора:

Тебе, наш вождь велеречивый,
Народ закатит на-гора
И пнёт ногой в твой лоб плешивый…

Мораль, друзья, увы, не в том,

Что Ленин сам скотина:
Нас бьют и палкой, и кнутом —
Советская рутина…

Конечно, сейчас, когда всё дозволено, в Ленина не плюёт только ленивый, но тогда, в 85-м году, в самом начале горбачёвской Перестройки, эти стихи были подобны разорвавшейся бомбе. Они в буквальном смысле вызвали шок у руководства колонии, когда по их наводке одного из «козлов» обнаружили в моём тайнике. Меня даже навестил Начальник УКГБ по Оренбургской области и пытался, обещая мне «златые горы», выбить из меня «правду», не содержится ли в моих намерениях создать «тайное общество по свержению советского строя».

Я лихо «прокосил» под человека, «горячо любящего свой народ и своего нового мудрого Генерального секретаря родной партии и всего мирового пролетариата», и тот, махнув рукой, оставил меня в покое. Скорее всего, в его интересах было представить меня как сумасшедшего, чем поднимать шумиху на всю область.

Не знаю, какой совет он дал начальству колонии, но после его ухода за меня Степанцов решил взяться всерьёз, и мне пришлось отсидеть в ШИЗО в общей сложности ровно ДВЕСТИ ДЕВЯНОСТО ТРОЕ СУТОК…

От Автора

«ШИЗО» — это «штрафной изолятор» в местах лишения свободы, в который сажают за мелкие правонарушения. Причём законом предусмотрено сажать не более чем на пятнадцать суток! Но обойти этот закон было проще пареной репы: зэка, отсидевшего пятнадцать суток, выпускают на день, а потом снова по какой-нибудь «солдатской причине» сажают на «пятнашку», и так далее, и так далее…

Питание в ШИЗО едва ли не вполовину меньше, чем обычная дневная пайка в столовой, но и её выдают лишь через день, в другие дни — уменьшенная пайка хлеба и кружка кипятка. Какой-то остроумный зэк прозвал отбывание в ШИЗО — «День — лёта, день — пролёта!».

И вам, наверное, нетрудно себе представить, как выглядел я после почти годовой отсидки в ШИЗО: ДВЕСТИ ДЕВЯНОСТО ТРОЕ СУТОК — без малого ЦЕЛЫЙ год! Если мне не изменяет память, за это время я потерял более двадцати килограммов, и, вполне возможно, кто-то заслуженно называл меня доходягой…

Как говорит моя жена Наташа, мой характер конечно же «не подарок к Восьмому марта». И я точно не мог спокойно сносить издевательское отношение Степанцова и «Старшего Кума», а потому при любом удобном случае открыто дерзил им и иногда, вконец съезжая с катушек, начинал угрожать, что рано или поздно им этот беспредел ещё аукнется.

Моё поведение привело к тому, что на меня ополчилось почти всё начальство зоны, исключая того самого Замполита, о котором упоминал пожилой зэк.