Семь лет за колючей проволокой

Казалось бы, какое дело старому больному генералу до чьих-то бед, но Михаил Петрович до самой смерти кому-нибудь помогал, за кого-то хлопотал, ходатайствовал. Он был истинным офицером, и об этом ещё одна небольшая история…

Пошли мы с ним на какую-то официальную встречу. Идём, разговариваем о том-сём. Неожиданно Михаил Петрович остановился как вкопанный и удивлённо на кого-то уставился, не мигая. Повернулся и я. Стоит порядочная очередь к бочке с пивом. И в середине очереди, куда уставился Михаил Петрович, я увидел подполковника, который как ни в чём не бывало стоял с бидончиком в руках.

Подходит к нему Михаил Петрович и тихо так, чтобы слышал только он, говорит:

— Товарищ подполковник, как вам не стыдно позорить форму советского офицера?

— Послушайте, папаша, идите своей дорогой! — довольно громко отмахнулся тот.

— Какой я вам папаша? — разозлился Михаил Петрович и скинул с себя плащ, под которым был китель генерала, с иконостасом во всю грудь орденов и медалей, среди которых четыре ордена боевого Красного Знамени и два ордена Ленина!!!

Подполковник мигом отшвырнул в сторону бидончик, вытянулся во фрунт:

— Виноват, товарищ генерал! — Взял под козырёк: — Простите! Разрешите идти?

— Идите! — устало махнул рукой Михаил Петрович…

Не мог старый генерал просто пройти мимо офицера, который в форме стоит в очереди за пивом. Да и вообще офицер с бидончиком или хозяйственной сумкой в руках — жалкое зрелище!

В этом был весь Михаил Петрович!

Пусть земля будет ему пухом! Хороший был человек — настоящий офицер…

Мои попытки получить самостоятельную работу ни к чему не приводили, и я был в полном отчаянии. Однажды я услышал о том, что на «Мосфильме» открылось новое объединение «Дебют», в котором молодым режиссёрам предоставлялась возможность самостоятельно работать над своим фильмом. Это ничего, что этот фильм: двадцать — тридцать минут, из них потом составляется альманах длительностью в полнометражный фильм и прокатывается в кинотеатрах и на телевидении. Главное — самостоятельная режиссура!

Заручившись всевозможными характеристиками, документами и рекомендациями, я бросился к Главному редактору новоиспечённого объединения. И, о радость! Ко мне отнеслись серьёзно, моя фамилия была внесена в список кандидатов на дебют. Но когда я просмотрел сценарии, имевшиеся в портфеле объединения, то едва не упал духом — они были настолько бездарны, неинтересны и скучны.

И Главный редактор отреагировал сразу:

— Не нравится? Принесите лучше!

— И принесу! — с вызовом бросил я и вышел…

Не буду описывать муки творчества, но через несколько недель принёс-таки свой сценарий, который назвал «Гнездо на ветру». Немного об истории его возникновения.

Уже не помню где, но я наткнулся на синопсис двух молодых студентов сценарного факультета. В нём схематично излагалась идея той истории. Эта идея весьма сильно перекликалась с рассказами друзей-ветеранов Михаила Петровича Ерёмина и настолько запала в мою душу, что я решил сам написать сценарий. Тем не менее созвонился с авторами синопсиса, рассказал о своей задумке и пообещал, если сценарий будет принят, обязательно вставить их в титры как авторов идеи.

В моём сценарии, написанном для дебюта, шла речь о трагических двадцатых годах и Гражданской войне в Сибири на примере семьи староверов, в которой, как и во всей России, произошёл раскол на два лагеря: одни — за красных, другие — за белых. Но в моём сценарии в самую решающую минуту, когда возникает смертельная опасность для всей семьи, братья и сестра объединяются с отцом и почти все погибают, но врага разбивают.

Я сознательно определил его как «советский вестерн»]..

Фильм должен был быть сложнопостановочным, многоплановым, насыщенным многочисленными трюками, погонями и стрельбой (много позже мне удалось воплотить некоторые эти замыслы в своём фильме — «Тридцатого» — уничтожить!»), и затрат требовалось гораздо больше, чем выделялось для обычного дебютного фильма. Тем не менее сценарий настолько всем понравился, что Госкино выделило дополнительные бюджетные деньги для съёмок этого фильма, но по срокам меня чуть передвинули и вставили в план на середину восьмидесятого — начало восемьдесят первого года.

Чтобы чем-то кормиться, я согласился на предложение известного кинорежиссёра Александра Митты, который, узнав, что во ВГИКе я написал реферат на тему комбинаторики, предложил мне должность «режиссёра комбинированных съёмок». В то время он приступал к созданию первой советской киноленты в жанре фильма-катастрофы.