Семь месяцев (ЛП)

Он рассказывает Аарону гораздо больше, чем нам с Греем, но Аарон брат-близнец Лили, так что, возможно, именно поэтому. Или потому, что Колин и Аарон просто намного ближе к нему, чем мы с Греем. В любом случае, я уверен, что даже Аарону он никогда не рассказывает всей истории.

Честно говоря, я не уверен, хорошо это или плохо.

— Зачем ты это сделал? Ты с самого начала знал, что можешь потерять Лили в любой день. Так почему же ты сделал такой выбор?

Колин кивает мне, приглашая сесть в машину, вероятно, чтобы поговорить так, чтобы случайные незнакомцы не услышали нашего разговора. И вот я открываю дверцу заднего сиденья, ставлю переноску для кошек рядом с двумя другими животными и закрываю дверцу, затем сажусь спереди.

Как только мы оба усаживаемся, Колин пристально смотрит на меня.

— Если ты скажешь ей это, я убью тебя, Кинг.

Я поднимаю обе свои руки.

— Я бы не посмел.

Держу пари, она уже знает. Колин не умеет хранить секреты от Лили.

— Хорошо, — Колин быстро выдыхает, затем его взгляд немного смягчается, — в тот день, когда я впервые увидел её на арене, в меня словно ударили миллионы молний. Один только взгляд на нее что-то всколыхнул во мне. А потом она заплакала, и у меня возникло странное желание выяснить почему. Она разговаривала со мной не так, как я привык. Она не падала в обморок от моего существования и не просила у меня билеты на игру, ни нашу, ни Нью-йоркскую. Честно говоря, мне просто показалось, что она возненавидела меня с самого начала.

— Значит, если она ненавидела тебя…

— Ну, очевидно, она не испытывала ко мне ненависти. Я отличный парень. Я не способен вызвать ненависть.

— Позволю себе не согласиться.

Колин выводит меня из себя.

— Ну карочеееееееее, — говорит он, растягивая слово очень долго. — Я не собирался вмешиваться после того, как прочитал её записную книжку. Я был не в том положении, чтобы вмешиваться. Она хотела умереть, так кто я такой, чтобы останавливать её, верно? Даже если бы я кому-нибудь рассказал об этом, она всё равно нашла бы способ умереть. Так какой в этом смысл? И поскольку моя сестра была близка к смерти, мне тоже было всё равно. Но потом в дело вмешался Аарон, и я знал, что если она умрет, этот парень последует за ней. К тому времени я не знал почему, но у меня было предчувствие. После того, как я прервал Аарона и маленькое свидание за чашечкой кофе в тот день, я знал, что должен что-то сделать ради него. Мне еще предстояло выяснить, что именно. Когда несколько дней спустя у нее случилась настоящая паническая атака из-за того, что она опоздала в класс, что-то щелкнуло в моей голове. Я не мог смотреть, как она страдает, как умирает, думая, что никому не нужна. В этот момент я понял, что, как бы сильно мне ни было больно, я сделаю её последние несколько дней приемлемыми. Я хотел, чтобы она знала, что кому-то не всё равно, — объясняет он. — Кроме того, с того момента, как я впервые увидел её, я продолжал влюбляться в нее всё сильнее, что делало только хуже.

— Ты когда-нибудь жалел об этом? Я имею в виду, в те дни.

Он немедленно кивает, хотя и немного нерешительно, словно признавая, что это самая болезненная вещь, которую он когда-либо делал.

— С каждым днём, узнавая её, я начинал все больше бояться её смерти. Я не хотел, чтобы она умерла, потому что я любил её, но я знал, насколько хреново было бы сказать: «Эй, кстати, я люблю тебя, Лили. Так что оставайся в живых, потому что я могу обещать тебе, что буду любить тебя достаточно, чтобы твоя боль прошла.» Я не мог это остановить, как бы сильно мне этого ни хотелось. И поэтому я молчал. С каждым днём я нервничал всё больше и жалел, что поставил себя в такое положение. Если бы я этого не сделал, я бы сейчас так себя не чувствовал. А потом должна была случиться вся эта история с Эйрой, и я знал, что когда вернусь, то потеряю Лили. Это заставило меня пожалеть обо всём. Но я знал, что у неё были хорошие дни перед смертью, и это стоило больше, чем моя боль. Я не знал, как сказать Аарону правду, но, очевидно, он догадывался. Слава богу, она всё ещё жива, потому что, чувак, думать, что ты потерял любовь всей своей жизни, отстой, — он сжимает губы в очень тонкую линию, с сожалением закрывая глаза. — Извини, — бормочет он, — я не подумал над последним.

— Всё в порядке, — и это действительно нормально.

Всего несколько месяцев назад мне было бы жаль себя. Я бы сказал ему, что это дерьмовые слова, потому что он думал, что потерял любовь всей своей жизни, в то время как я буквально потерял свою. Но сейчас я в этом не так уверен.