Семь месяцев (ЛП)

Он был рядом со мной, когда ненавидела его. Он забирал меня с вечеринок, когда я напивалась, посылал парней, когда замечал, что они подходят ко мне слишком близко, и мне было явно не по себе. Он никогда не запрещал мне видеться с моей племянницей, хотя мог бы.

Мне бы так сильно хотелось сказать то же самое о своей семье, но я не могу. И я не буду больше продолжать лгать себе.

Майлз теперь моя семья. Единственный, кто мне нужен, вместе с нашим сыном и Брук. Только они.

— Думаю, будет лучше, если ты уйдёшь, — говорит Майлз, кивая на Аарона и Колина. — Вы можете сказать охране, чтобы занесли её в чёрный список?

— Если понадобится, я подкуплю этого парня, чтобы он внёс её в чёрный список всего здания, — Колин поднимает большой палец, обхватывая руку Милли. Аарон делает то же самое.

Милли, к моему большому удивлению, не сопротивляется. Она позволяет парням выпроводить её, как будто на неё надели наручники копы.

Как только она выходит за дверь, я, наконец, делаю глубокий вдох. Воздух наполняет мои лёгкие, как будто я задыхалась всё это время. Практически сразу мой муж заключает меня в крепкие объятия.

— Я люблю тебя, — повторяет он безостановочно.

— Майлз, — выдавливаю я из себя, не в состоянии даже кашлять.

Он ослабляет хватку, чтобы я могла дышать. И слава богу, потому что иначе я действительно потеряла бы сознание.

— Я тоже тебя люблю.

Майлз отстраняется от меня, делая крошечный шаг, его руки поднимаются к моему лицу.

— Я собираюсь добиться судебного запрета. Кто знает, может, в следующий раз она попытается похитить Брук, чтобы заставить меня поговорить с ней.

Я бы не удивилась. Кажется, Милли готова была сделать практически всё, чтобы привлечь его внимание. Даже восстать из мёртвых.

— Никто не хочет забрать клубнику? Я не знаю, что с ней делать, — он указывает на балкон.

Неужели он отнёс её туда?

— Конечно, — Лили выходит на балкон, чтобы забрать её.

Кстати о клубнике.

— Где Брук? — спросила я.

У неё ведь не было аллергической реакции? Я собиралась попросить Милли оставить клубнику снаружи, но побоялась, что будет вонять на весь коридор.

— Она у Грея, с ней всё в порядке.

Это хорошо. Боже, я никогда не смогла бы простить себе, если бы с ней что-то случилось. Я была слишком потрясена, чтобы сразу же выбросить ту клубнику.

— Милли пыталась подкупить тебя клубникой.

Как будто это сработало бы. Возможно, когда-то Майлз и питал к ним любовь, но это было очень давно.

— Знаешь, я рад, что она попыталась. Представь, что я вошёл бы сюда с Брук на руках. Если бы я не учуял запах до того, как мы вошли, я бы никогда не привёл её к Грею. Это избавило Брук от замешательства и путаницы.

Я задаюсь вопросом: а было ли Милли не всё равно? Хотела ли она увидеть Брук, познакомиться с ней? Или Майлз был прав, что даже сейчас Милли не хочет знать Брук?

Думаю, это навсегда останется тайной.

ГЛАВА 77

«Ты всё о чем я думаю, когда просыпаюсь. часть каждой ночи и каждого дня» — Crazy by Shawn Mendes

Майлз

Я довольно долго смотрю в окно. Прошло несколько часов с того момента как Милли внезапно появилась в нашей квартире. Шок постепенно начал проходить.

Она всё это время была жива, а её родители знали об этом. Втроём они наблюдали, как я теряю себя и изо всех сил пытаюсь найти своё место в этом мире, и ни один из них не позаботился о том, чтобы признаться.

Серьезно, если бы Милли сказала мне, что не хочет ребёнка, я бы понял. Мы миллион раз обсуждали как поступить: сделать аборт или отдать Брук на удочерение после её рождения. Можно было бы найти способ, если она ещё не готова была стать мамой. Ей было почти семнадцать, поэтому было нормально сомневаться. В любом возрасте это нормально.

Она должна была просто сказать мне, что ничего этого не хочет, а не инсценировать свою смерть. Когда она сказала мне о беременности, то притворился, что рад. Но на самом деле я был в ужасе и думал, что моя жизнь закончилась. И, вероятно, я продолжал бы так думать, если бы она не говорила, что в восторге от этого.

Странно об этом думать, ведь ещё пять лет назад, когда она умерла, я думал, что моя жизнь закончилась. Но сегодняшний день показал, что всё было напрасно. Слёзы, боль и чувство вины были напрасны. Всё было напрасно.

Но благодаря тому, что это наконец стало известно, я могу официально сказать, что никогда не любил Милли. Мне нравилась мысль о ней, нравилось то, что она мне рассказывала. Но я никогда не любил её. Отношения, построенные на манипуляции не назвать любовью.

По сути всё это время, скучая по Милли, я скучал совсем по другому человеку. По тому, кого не существовало в реальности. Скучал по той, кто был лишь чьим-то вымыслом. И Эмори, с которой нас связывало бесчисленное количество воспоминаний.

— Майлз? — моя жена садится рядом со мной. Она говорит осторожно, словно боится сломать меня одним неверным словом.