Семь миров: Импульс (СИ)

Зрение возвращалось постепенно. Марсий стоял посередине бесконечного заснеженного поля, совершенно потерянный и одинокий. Его тело трясло. Он ждал, но воины не выходили из снега вслед за ним, не было слышно ни хруста разрывающегося льда, ни криков рожденных заново героев, ни стонов, ни боевого тулонского клича — ничего. Марсию стало страшно.

— Вернись, отец! — взмолился он. — Не бросай меня здесь!

Ответом была лишь тишина.

«Может, я прогневал богов?» — подумал Марсий. — «Может, я не достоин жить со всеми вместе, и меня причислили к изгоям? Изгой — и после смерти моя судьба!»

Еле шевелясь, с трудом он поднял голову кверху, ожидая увидеть толщу многовековых слоев древней Тулоны, настраиваясь провести в скитаниях вечность, как вдруг замер, глубоко вздохнув.

Ночь. Нет преград. Бесконечное черное пространство над головой и тысячи маленьких ярких точек в нём. Марсий предположил было, что очнулся на поверхности Тулоны, но одно серьезное несоответствие запретило ему думать так. Спутников Ката и Аякс не было на небосклоне. Спутник был только один и совсем иной. Сомнений не осталось. Он воскрес на другой планете. Мягкий свет загадочного голубого шара с печальным девичьим лицом озарял собой новый мир. Марсий дышал сам, без приборов, что было невозможно ни в одном из знакомых ему миров, и это пугало, вызывая в душе чувство незащищенности перед целым миром.

Вглядываясь в звезды, он с упоением и надеждой стал узнавать в них образы из своих видений. Поверить в то, что он жив и наконец добрался до заветной цели, он не мог.

Редкие снежинки слетали с неба, сливаясь с бесконечным белым ковром, из которого только что возродился Марсий. Переливаясь в лучах лунного шара, они искрились, как светлячки. Все стало по-другому для него.

Насыщенный кислородом воздух опьянял. Во рту ощущался привкус крови. Мозг не воспринимал новую реальность адекватно. Все походило на сон. Сильно сбивало отсутствие приборов на теле. Сбой в сознании шел из-за несоответствия данности и здравого смысла. Это было все равно что оказаться без кожи. Давление атмосферных слоёв планеты казалось излишне сильным, естественное притяжение — излишне суровым. Все изменилось, но было настоящим. Физических метаморфоз наблюдалось слишком много. Как ни странно, но от потери разума Марсия спасала боль. Только она в эту минуту была знакомым для него явлением. И юношу она не щадила.

Превозмогая боль, раскачиваясь из стороны в сторону, Марсий сделал шаг. Снег кусками ссыпался с его продранного скафандра. Покрытое ушибами тело изнывало. Судя по звукам прибоя, совсем близко было море или океан.

— Неужели скат все же спас меня? — не верил Марсий. Он не помнил ничего.

«Надеюсь, Атла и Ёнк живы», — пронеслось в сознании Марсия. — «Наверняка живы, ведь я жив?.. Я жив! Жив, хотя должен быть мертв», — повторил он снова. — «А я жив! Я здесь, и я дышу. Нет никакого купола, никаких приборов, моя голова открыта, и тем не менее, я дышу!» — с восторгом думал Марсий.

Это был феерический момент для Марсия. Несмотря на боль, холод, изнеможденность и дискомфорт, его переполняло счастье и восторг. Он знал, что нашел то, что искал всю жизнь. Мир без границ. Мир для людей. Взглянув на бесчисленные звёзды на небе, он засмеялся, как ребенок, и с приятной грустью подумал, что где-то там, далеко-далеко внутри холодной планеты, остался его Ари. Карий наверняка сейчас пьет с Гейлой чай, генерал Индро восседает в круглом зале, а он здесь, один, среди бескрайних просторов священной планеты, думает о них. Пророчество не обмануло крамов, планета подходила для жизни лучше любого города Семи миров.

— Только бы звездолет уцелел, — взмолился он.

Озираясь по сторонам, он с неоправданной надеждой стал искать глазами сферу. Шансов обнаружить её рядом не было никаких. Он выпустил её на огромной высоте, и серебряный шар с Ёнком и Атлой мог приземлиться в любой точке незнакомой планеты. Маячок Ёнка, который Марсий прикрепил к звездолету, мог указать сфере путь. Но Марсий не знал, как далеко он находился от кристалла.

«Они, должно быть, меня похоронили», — подумал Марсий. — «А как иначе? Я сам с трудом верю в то, что жив».

В любом случае, перемещаться куда-либо не было смысла, по крайней мере в темноте. Он не знал, куда идти, и решил дождаться наступления света. Он отошел подальше от воды и сел в сугроб. Марсий чувствовал холод и боль. Внутри что-то определенно было сломано, вероятно, ребро и ключица. Он почувствовал страх и прочитал молитву. Шепотом на родном тулонском языке он просил богов помочь ему снова.

В голове он делал расчет, вспоминая скорость вращения планеты по орбите вокруг звезды и вокруг своей оси, визуализировал ее наклон и примерную зону, в которую рухнул, но все это было бессмысленно, он не был Ёнком и заснул, так и не поняв, через сколько часов наступит рассвет.

День первый.