Семь незнакомых слов

— Кажется, я ошибся, — мрачно сообщил он. И, чтобы я осознал всю глубину катастрофы, добавил: — С Иветтой.

Она его дико ревнует (полилась трагическая повесть). Ко всем подряд. Хочет, чтобы он постоянно был рядом. А когда он рядом, устраивает сцены. Просто так, ни с чего. Лишь бы устроить сцену. Стоит возразить, сразу слёзы — не Иветта, а плакучая ива! В постели ей нравится его кусать и царапать — вся спина, как танкодром. Он думал: ей нужен поскорей ребёнок, чтобы переключилась на что-то другое и успокоилась. Но с беременностью стало в пять раз хуже. Расстаться с ней он теперь не может, но и жить так невозможно.

— Сходи в церковь, — посоветовал я. — Помнишь, как тогда?.. Скажи: «Господи, я столько лет надоедал Тебе — хотел, чтобы Иветта меня простила и полюбила. Но терпеть капризы беременной жены, оказывается, нечеловечески тяжело. Сделай так, чтобы я её бросил, а она ничуть не расстроилась!»

Совет Ваничкину сильно не понравился.

— А по делу можешь что сказать? — грубо спросил он.

Неожиданно я вспылил: с чего он взял, что я могу ему чем-то помочь? У меня у самого сейчас всё так запутанно и непонятно, что тридцать шесть академиков и пятьдесят пять психологов с ума сойдут.

— А у тебя что? — недоверчивый Ромкин взгляд ясно показывал: мои так-себе-неприятности — ничто в сравнении с его Проблемой.

— У меня друг — балда и скотина, — устало вздохнул я. — Ромка Ваничкин зовут.

— Эй, ты всё же фильтруй базар!

— А что тут «фильтровать»? — пожал я плечами. — Ты зарабатываешь деньги и даже не знаешь, что это такое! Разве не балда? Это ещё мягко сказано. Почти комплимент. А деньги — не только бумажки, на которые можно купить кучу ништяков, чтобы потом их продать и получить ещё больше бумажек. Деньги — один из главных видов социальной энергии. А энергия, как нас учили в школе, бывает созидательная и разрушительная. Сейчас на постсоветском пространстве деньги работают на разрушение — по крайней мере, процентов на девяносто. Из-за них убивают, грабят, предают, оставляют миллионы людей без средств к существованию. Поэтому, куда ни глянь, всюду несчастные люди. Их — океан. И вот я вижу вас с Иветтой — двух благополучных людей на крохотном островке счастья. Но и у вас, оказывается, всё не слава Богу! Вы — счастливые люди, а ведёте, себя как несчастные. Честно скажу: от вас такой глупости я не ожидал! Знаешь, как это выглядит? Будто ты надел фрак, Иветта — дорогое вечернее платье, а сморкаетесь в рукав и подол. Неужели быть несчастными приятнее? Так старайтесь не огорчать друг друга и, по возможности, окружающих! Счастливые люди должны вести себя, как счастливые люди, — так Иветте и объясни!

Ваничкин ещё раз перекатился с пяток на носки и запрокинул голову, обдумывая мои слова. На его так и не утратившим мультяшности лице заиграла улыбка.

— Ну, вот, — хлопнул он меня по плечу, — не зря в Москву посылали!.. Надолго приехал?..

Мы обменялись ещё несколькими фразами и уже разошлись, как Ромка снова меня окликнул:

— Эй, Сказа! Ты почему, скотина, меня скотиной обозвал?

— Спасибо, что напомнил, — я вернулся на несколько шагов назад. — «Скотина» — ещё мягко сказано. Мы, значит, с тобой людоедов били, кровью обменивались, а теперь ты к врагам переметнулся?.. Ты зачем Васю оштрафовал, людоедина несчастная?

— Вот жлоб! — возмутился Ромка Шумским. — Я его на работу взял, пригрел, можно сказать, в трудную минуту, а теперь его и не оштрафуй, когда он на обязанности болт забил? Два раза ему говорил: темнеет — включай вывеску!

— Его Суханова выставила, — мрачно напомнил я. — Ему жильё снимать надо. Ваське и так тошно, а тут ещё ты — весь из себя такой «мистер Строгий Начальник». Это по-человечески?

— Ладно, ладно, — недовольно пообещал Ваничкин. — Премию выпишу на сумму штрафа… И что ты, Сказкин, за друг? Одни убытки от тебя!..

На звук открывшейся двери в прихожую вышел отец.

— Проводил? — спросил он утвердительно. — Славная девочка! Не думал, что такие ещё бывают.

— Я и сам не думал! — весело подхватил я, скидывая с плеч кожаный рюкзак. — Да, пап, кстати: ты не очень занят? Мне нужно твоё мнение об одном небольшом эссе. Сможешь прочесть прямо сейчас?..

Отец выразил готовность — только ему нужно надеть очки. Мы прошли в комнату родителей. Перед тем, как передать отцу рукопись, я незаметно убрал титульную страницу. Профессионализм профессионализмом, но, когда человек знает, что текст написан родным сыном и славной-девочкой-таких-уже-не-бывает, даже доктору наук трудно сохранить беспристрастность. А нам с сообщницей нужно максимально правдивое суждение.

Водрузив оптику на нос, отец углубился в чтение, так и стоя посреди комнаты. Я внимательно следил за его лицом с дивана. Вот он еле заметно одобрительно кивнул. Вот по-доброму усмехнулся. Вот удивлённо поднял брови. Кажется, ему интересно.

— Можно узнать: кто такие «мы»? — оторвав взгляд от очередной страницы, отец посмотрел на меня поверх оправы. — Здесь написано: «…мы хотим использовать донаучный инструмент…»

— Как «кто»? — я изобразил безразличие. — Авторы.

— Ты и Клавдия?

— Почему именно мы?