Семь ночей в постели повесы

Она и сама не знала, почему спорит. Кто стал бы возражать против наряда настолько стильного? И хотя шелк льнул к телу, платье не вызвало бы недоумения ни в одном из лондонских салонов. Особенно на леди, которая уже давно не дебютантка.

– Ни одна респектабельная женщина не надела бы это платье.

Он провел пальцем по ее щеке, оставляя покалывающий след.

– Но, amore mio, ты больше не респектабельная женщина. Ты – любовница чудовища.

Девушка покраснела и отвернулась.

– Пока нет.

Пленительные морщинки вокруг его глаз собрались от смеха, который всегда согревал ее от макушки до кончиков пальцев, несмотря на все, что она знала о нем.

– Пока? Ей-богу, ты даешь надежду.

– Надменная свинья!

Он отодвинул от стола тяжелый дубовый стул. Она неохотно подалась вперед. Может, он и походил на дремлющего тигра, глядя на нее с собственническим блеском в глазах, но ей не стоит забывать, что он все равно опасен.

Его губы слегка дернулись:

– Расслабься, Сидони. Я не собираюсь набрасываться на тебя за ужином.

Вместо того чтобы занять стул хозяина дома, он сел напротив, потянулся за графином с кларетом и налил два бокала. Рубиновое кольцо поблескивало в свете свечей. Сегодня оно не напоминало ей о крови. Оно заставляло думать о страсти, чего она отчаянно не желала.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Сидони поднесла бокал к губам. В подвале Уильяма были лишь кислые молодые вина. Это же вино на вкус дорогое и запретное. Тепло казалось лишь слабым отголоском того жара, который зарождался в Сидони, когда она смотрела на Меррика, не сводящего с нее взгляда. Сегодняшняя доверительность, хоть и дарованная неохотно, усилила невидимую связь между ними.

Сидони попыталась вернуться в прозаический мир, пусть даже в мир превосходной еды, роскоши и мужчины, каждое слово которого обещало соблазн.

– Расскажите мне о своих путешествиях…

Джозеф тихонько открыл дверь спальни, прикрывая рукой свечу.

После того как Сидони оставила его с бренди, он надолго задержался в библиотеке, поднявшись на балкон, как будто пребывание в десяти футах над землей могло изменить его видение все более усложняющегося положения. Решение наставить Уильяму рога было легким – легче некуда. Решить же, как поступить с Сидони Форсайт, оказалось не так-то просто. Он попытался отвлечься от мыслей о ней, ожидающей наверху, но какую бы книгу он ни открыл, строчки расплывались перед глазами, и он видел только ее – прекрасную женщину.

Женщину, которая теперь спит под пологом его кровати.

Зеркала предъявили множество копий высокого мужчины в алом халате. Лицо его было неясным, но после стольких лет ему едва ли требовалось напоминание о его уродстве.

И все же Джозеф не мог избавиться от привычки заполнять спальню зеркалами. Он начал это еще в юности, когда его самые язвительные любовницы насмехались над его уродством, пока он забывался в пароксизме страсти. Тогда он поклялся, что ни одна женщина больше не увидит его таким уязвимым. Позже он нашел иные способы отвлекать своих любовниц, но к тому времени уже начал получать мрачное удовольствие от постоянного напоминания о своем изуродованном лице в сравнении с красотой пылкой партнерши.

Меррик не мог понять, почему его шрамы не пугают Сидони? А должны бы, черт возьми! Даже люди, знающие его давно, не могут смотреть на него спокойно. С самого детства шрамы сделали из него парию, нечто отвратительное, чего следует избегать. Странно, что на эту очаровательную девственницу его безобразие не произвело привычного впечатления.

Сквозняк вынудил его войти. Он тихо прикрыл дверь. Сидони не пошевелилась. Удивительно, как спокойно она чувствует себя в его постели. Спит доверчиво, как ребенок в детской.

Он медленно приблизился к ней. Настало время поднять ставки в их состязании. После чудесных утренних поцелуев он отступил, давая ей возможность перевести дух. Мало-помалу Сидони перестала подпрыгивать, как ошпаренная кошка, всякий раз как он оказывался рядом.

Его игра в результате вылилась в приятное времяпрепровождение. Беседа была не тем, чего он обычно хотел от женщины. Он хотел одного и только одного – мгновения полного забвения, когда он погружается в мягкое теплое тело. Но в этом, как и во всем остальном, мисс Форсайт спутала ему карты.

Меррик, не отрываясь, смотрел на нее, свернувшуюся клубочком в его постели в бледно-палевом пеньюаре. Ночь была холодной, но он не настолько наивен, чтобы полагать, будто именно поэтому она легла одетой. Нет, глупая красавица думает, что бархат защитит ее.

Джозеф осторожно стащил свой халат с плеч. Обычно он спал голым, но в качестве уступки ее скромности надел рубашку и шелковые брюки. Он задул свечу и потихоньку забрался под одеяло, стараясь не дотронуться до нее.

– Джозеф? – пробормотала она, повернувшись в его сторону.