В самый идеальный момент адмирал скомандовал отступление. К этому моменту он успел потерять всего несколько кораблей, а противник уже почувствовал вкус крови. Да и уходили они по такой траектории, которая давала роксам возможность догнать их и всех перебить. В общем, охотничий азарт и привёл их на минное поле, где они потеряли почти все свои корабли, а оставшиеся спокойно были добиты нашими. Вражеский командующий сделал очень глупую ошибку, но и наш адмирал показал себя отличным тактиком с железными нервами.
Вторая новость для Империи была не столь позитивной. Был атакован конвой, который перевозил какие-то особо ценные материалы из другой части Галактики (их закупали у другого государства). Их ждали на нейтральной территории, в точке, где корабли обычно выходили из гиперпространства, корректировали свой курс и прыгали дальше. К этому времени такие конвои всегда имели сопровождение, но у врага сил было более чем достаточно. Итог: уничтожено три наших эсминца, один крейсер и двенадцать грузовых кораблей с неизвестным количеством груза.
В общих масштабах это мелочь, но из таких мелочей и складывается общая картина. Тут укол, там укол и у врага уже преимущество. Вообще, судя по новостям, противники были заинтересованы именно в уничтожении нашего экономического, а не военного потенциала. Наверное, это правильно, ведь какая разница, сколько кораблей ты уничтожил, если противник производит их больше, чем ты?
— Парни, как думаете, сколько продлится война? — спросил я у своих после новостей.
Оценки в ответ прозвучали разные, от года до двадцати лет. В то, что это закончится за один год, я не верил — не те масштабы, но и двадцать лет казались очень долгим сроком. Я склонялся к той оценке, которую озвучил Хосе:
— У нас преимущество, но и у них какие-то козыри есть. Что там Берт говорит про год — это фуфло, так быстро закончить невозможно. Не, варианты есть, но они нереалистичные. Я думаю, первый год всё будет примерно равно, на второй год начнёт сказываться наше преимущество, но они будут сильны. На третий-четвертый год они начнут проигрывать. Когда решат капитулировать? Вопрос! Думаю, на пятый, максимум на шестой год.
— Когда нас уже куда-то отправят, — заныл Артём. — Не то что я тороплюсь рисковать жизнью, но этот лагерь меня уже задрал.
— Потом будешь вспоминать его с ностальгией, — с короткой усмешкой заметил Рэйнольдс.
— Может быть оно и так, только всё равно прямо сейчас меня тошнит от лагеря. Каждый день всё одинаково, даже сержант Груб сдулся и перестал выдавать новенькое.
— Я сомневаюсь, что ты запомнил всё, что я говорил, размеры твоего мозга и его устройство просто не позволили бы тебе этого сделать. Для тебя каждый день должен быть как новый, — зловещим тоном сказал Груб, который, очевидно, тихо подкрался и подслушивал нас некоторое время.
— Сержант! — мы вскочили.
— Да сидите или лежите, — махнул рукой он. — Что, один уже расплакался и хочет на войну? Похвально, похвально.
— Но нам действительно надоело тут торчать! Вряд ли мы станем лучше, — Артём продолжал настаивать на своём, хотя лицо его малость покраснело.
— У тебя точно нет никаких шансов, — хмыкнул Груб. — Но если честно, ты прав. Открою секрет: по изначальному плану вы должны были отбыть ещё три недели назад. Но, как вы знаете, начало войны и вашу личную операцию отложили на неопределенный срок, а потом произошло то, что произошло.
— Смысл нам тут находится? Не пора ли освободить места для следующей партии новобранцев? — поинтересовался я.
— Пора, пора. Но решаем не мы, как ты сам прекрасно знаешь, им там наверху виднее. Впрочем, у меня есть ощущение, что вам тут недолго осталось. И старшина был прав: пройдёт не так много времени, как вы будете с ностальгией вспоминать не только этот подготовительный лагерь, но и доброго старину сержанта. То есть, меня. Уточняю специально для Артёма, готов поспорить, сам он не догадался.
— Сержант, а что вы думаете про перспективы Империи, если не секрет? — тихо спросил Оуэн.
— Что может знать сержант? Он лишь винтик в огромном агрегате, даже не винтик, а так… крохотная и незаметная капелька смазки, — отмахнулся Груб.
— Но у вас точно есть мнение, — Оуэн продолжал настаивать.
— Что ж, упорство должно быть вознаграждено. От четырёх до семи лет, вот моя оценка. Закончится всё нашей победой, но потери будут тяжелыми. И если с Объединением мы ещё как-то сможем договориться, то Республика будет снесена до основания и исчезнет. Их предательство — личное оскорбление для нашего Императора. А вообще, я, как и любой нормальный человек, который был на войне, не хочу новой. Но мало ли что я хочу, верно? — мы в ответ утвердительно промычали.
— А, я же пришёл не просто так, — сержант демонстративно хлопнул себя ладонью по лбу. — У меня новости, персонально для вашего отделения и ещё для нескольких.
— Вот как? — удивился Рэйнольдс.