Семь отмычек Всевластия

Альдаир присел на корточки и опустил левую руку в воду. Правую он протянул Афанасьеву. Мощная, но округлая кисть с длинными музыкальными пальцами, неожиданно нежной кожей на тыльной стороне ладони точеными контурами на несколько мгновений застыла в воздухе, а потом Женя, решительно выдохнув, вложил в десницу диона свою чуть подрагивающую холодную руку. Эллер присел на корточки рядом с Альдаиром и, потеребив рыжую бороду, опустил в Волгу правую руку, а левой безо всяких предупреждений вцепился в кисть Коляна Ковалева так, что тот подпрыгнул. Колян вообще выключился из ситуации: он вставил наушники и слушал CD-плеер. Длань могучего диона, что называется, воззвала его к жизни.

– Возьмитесь за руки, чтобы соединить всех нас, – скомандовал Альдаир, – изриньте из голов своих мысли обо всем сущем! Представьте, что вы – щепки, которые несет по волнам великой реки. Представьте дальний берег, упругую волну… Эллер!!!

Оба диона чуть нагнулись вперед, погружая ладони в воду; Афанасьева вдруг обдало жарким колючим дыханием… маленькие иголочки впились в спину, заставляя выгнуться, изменить положение тела. В следующую секунду ему показалось, что песок, молчаливо лежавший под ногами, начинает дыбиться, ершиться, как растрепавшаяся под ветром аккуратная сложная прическа. Ноги журналиста стали погружаться в землю, тоскливый холод спиралями вошел в жилы. Вместо сердца заворочался, заворчал, каменея, тяжелый и немой булыжник. Зажужжали, закручиваясь в веретенца, продолговатые синие сполохи. Они разрастались, уплотняясь, ширясь свиваясь в кокон. Кокон охватил Афанасьева плотно, плотнее, чем брезент, он отрезал приток воздуха. Косматое удушье распирало горло, легкие. Вслед бросились, теряясь и отставая, дальние шорохи, размазанные запахи и звуки. Взгляд Афанасьева, как намагниченный, потянуло вниз, и он увидел, как речной песок, темнея и свиваясь десятком медленных тягучих змей, судорогой обвивает ноги и тянет, тянет куда-то вниз. И что-то оборвалось. Пространство перевернулось и впустило Женю в немую пустоту. Человек, шагнувший с крыши небоскреба, наверно, смог бы воссоздать те ощущения, что подмяли под себя Афанасьева.

Под ногами, по-змеиному шипя, оседая и вминаясь, растекался жирный красноватый ил.

Часть IІ ВОЙНА И НЕСКОЛЬКО МИРОВ

И не одно сокровище, быть может,

Минуя внуков, к правнукам уйдет,

И снова скальд чужую песню сложит

И как свою ее произнесет.

Мандельштам

Глава шестая БЫК ЖРЕЦУ НЕ ТОВАРИЩ

1

Египет,XIII век до н. э.

Парасхит Синуххет тяжело вздохнул и вытер пот со лба. Этим жестом он дал самому себе понять, что считает себя несчастнейшим из смертных. У Синуххета были веские причины для такого мнения. И во всем виноват покойный папаша, да не будет ему покоя на священных полях Иалу! Это именно он, покойничек, оставил ему в наследство то, из-за чего Синуххету нет покоя в этой жизни и едва ли останется в загробной! Во-первых, ремесло парасхита. Проклятое ремесло, не позволяющее ему общаться с кем бы то ни было, помимо собственной жены, злобной толстой бабы, да ее матери, длинной иссохшей старухи с языком, по сравнению с которым жало скорпиона кажется нежным лепестком розы! А во-вторых – жена, выбранная ему отцом. От нее все те беды, которых недоставало от ремесла!.. А ремесло еще то – парасхит вскрывает труп умершего для последующего бальзамирования. Ремесло парасхита передается от отца к сыну, и никто не смеет вырваться за пределы этого замкнутого круга, потому что парасхит считается нечистым и не может прикасаться к человеку другого рода занятий, если этот человек ЖИВ.

Парасхит Синуххет подозрительно покосился на застывших за его спиной людей. Они смотрели поверх него и сквозь него. Писец только что отошел от лежавшего на земле трупа. Писец обвел место слева на животе покойного, подлежащее иссечению, и отступил. Проклятые заказчики!.. Это прислужники из храма Хатор, молодцы откормленные, мясистые, быстроногие, и чтобы иметь с ними дело, нужно бегать едва ли не как могучий Хинну, лучший бегун Верхнего и Нижнего Египта, любимец самого фараона Рамсеса!

Парасхит Синуххет встал на колени рядом с телом умершего и при помощи эфиопского камняnote 4 начал делать разрез. Одним глазом он привычно наблюдал за тем, как подвигается работа, другой скосил на стоявших рядом мрачных здоровяков. Кто был неподвижен, кто украдкой собирал уже камни, а стоявший позади всех гигант похлопывал дубинкой (величиной с хорошенькую оглоблю) по своей громадной ладони. Жест был более чем красноречив. Синуххет поежился и подумал, что для быстрого бега нужно было съесть побольше лепешек, пусть даже подгоревших.