Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

«Как не хватает мне мудрых слов Хамида-хаджи!» — подумал Микаил...

* * *

Он мог бы, оставаясь незамеченным, подсматривать за сборами купца. Но Микаил почёл действие подобное ниже своего достоинства...

«Выслеживать добычу или врага — возможно, но подглядывать исподтишка, подобно низкорождённому... Нет!..»

Слуги разобрали шатры, и вскоре небольшой караван двинулся по равнине Гермуса. Микаил, желая оставаться в одиночестве, ускакал вперёд. Роса лежала на густых и ярких цветах полей, как прозрачная смола. Микаил, оглядываясь, приметил, что за его слугами уже следует и караван купца.

После полудня приблизились к городку, называвшемуся Касаба. Микаил повернул коня назад и увидел, что к нему приближается торговец Мирза Русва, также верхом. Микаил остановил своего коня, и торговец вскоре поравнялся с сыном правителя Рас-Таннура...

Они поехали рядом, и Микаил, вспомнив слова старухи о том, что купец родом из Гундустана, задал несколько вопросов об этой стране.

   — Ты, должно быть, прибыл из очень далёкой земли, расскажи мне о ней...

Купец рассказал, что земля гундустанская лежит далеко от здешних мест и мало кто решается из торговцев пробраться из этой земли в иные земли и страны. Странами Гундустана правят князья правой веры, имя их Гуриды[45]. Они ведут войны с неверными гундустанцами, не почитающими Аллаха. Гундустанцы представляют из себя множество сословий, из которых почитаемы бывают воины и жрецы-язычники. Самые низшие сословия презираемы всеми, и люди их принуждены исполнять грязную работу, обмывать трупы и копать могилы...

   — А каково же твоё сословие? — спросил Микаил, развлекая себя этой беседой и отвлекая от мыслей о девочке, ибо уже чувствовал неотвязность этих мыслей и досадовал...

   — Я принадлежу к вайшьям, купцам и земледельцам.

   — А в кого же веруют язычники в твоей стране?

   — Их вера называется «бхакти»[46], мой господин. Они верят, будто божества соединяются с людьми, как мужчины соединяются с женщинами...

Микаил усмехнулся. Недолгое время ехали молча.

   — Однако ты смелый человек, — заговорил Микаил. — Как ты решился на такое путешествие?

   — Ещё с юности я передвигался вместе с отцом и братьями в долине большой реки, называемой на нашем языке Ганг. Мы продавали благовония. Отец был богат и вступил в торговое сообщество в городе, который называется Керала. Отец мой имел одну лишь супругу, мою мать. Мать моих старших братьев скончалась, когда они были ещё малыми детьми. Но моя мать всегда оставалась добра к ним, и они любили и почитали её как родную. Наша семья не исповедовала правой веры в Аллаха. Подобно многим гундустанцам, верили мы в трёх богов, имена их — Брахма, Вишна и Шива...

   — Стало быть, это они соединяются с земными женщинами?

   — Да, их изображают в виде красивых мужчин, высекают их изображения из камня и вырезывают из дерева. Приверженец гундустанских богов обязан исполнить долг своей жизни...

   — Что это означает?

   — Он обязан терпеливо переносить жизненные невзгоды, ибо душа после смерти тленного тела не умирает, но возрождается в ином теле. И ежели деяния человека, называемые кармой, были хороши, он может возродиться жрецом, а в конце своего пути даже и одним из малых божеств. Если же деяния его были дурны, он возрождается в обличье мерзкой твари или обмывальщика трупов. Если даже хороший человек терпит всякие беды, то это ему наказание за его дурное поведение в прошлом рождении. Итак, долг жизни зовётся дхармой, деяния жизни — кармой; но существует ещё и правило ахимсы, согласно коему не следует причинять вреда животным, ибо в них могут жить души людей. Особенно положено почитать мать-корову. Гундустанцы никогда не убивают ни коров, ни телок...

   — Но я надеюсь, людям дозволено убивать людей?

Мирза Русва не заметил насмешки в голосе Микаила, а быть может, сделал вид, будто не заметил, и отвечал:

   — Да, люди убивают людей. И порою этого требуют сами боги. Боги могут потребовать ухода от мира, отшельничества, а также и убийства людьми других людей. Так погибла и моя мать, а я отошёл от веры гундустанцев и принял правую веру. И если тебя, господин, не утомляет мой рассказ, я продолжу.

   — Не только не утомляет, но занимает и отвлекает от печальных мыслей.

Мирза Русва не стал спрашивать, о чём печалится его знатный спутник, и продолжил свой рассказ: