Семь песен

Жизнь безнадежна и уныла,
В конце – холодная могила.
Но сердце полно ликованья,
Мне нипочем все испытанья.
Тень смерти надо мной витает,
Меня нисколько не пугает.
Существованье мне не мило —
Жизнь безнадежна и уныла.
Но не грусти! Будь веселее,
Все может стать еще страшнее,
Гораздо хуже, чем теперь!
Уж ты мне на слово поверь.

– Замолчи! – крикнула Риа. – Если ты действительно питаешь такое отвращение ко всему и вся, почему бы тебе не спрыгнуть с этой скалы и не положить конец своим страданиям?

Бамбелви нахмурился, собрав кожу на лбу в многочисленные складки.

– Почему ты не слушала? Это же радостная песня! Одна из моих любимых. – Он вздохнул. – О боги, я, должно быть, опять провалил представление. Как обычно. Ну ничего, попробую снова.

– Нет! – раздался голос.

Но голос этот принадлежал не Рии. И не мне. Он принадлежал бурой бабочке.

Крошечное существо с силой захлопало крыльями, взлетело с посоха, поднялось в воздух и, вращаясь вокруг своей оси, устремилось вниз. За мгновение перед тем, как насекомое упало в траву, раздался громкий треск дерева. Бабочка исчезла.

Перед нами возникла тощая, вся словно искривленная болезнью женщина – точнее, наполовину женщина, а наполовину дерево. Волосы ее, грубые и жесткие, как солома, падали на лицо, покрытое сморщенной кожей, похожей на кору. Кора обрамляла два темных каплевидных глаза. Существо было облачено в коричневое бесформенное платье, почти полностью скрывавшее тело. Видны были лишь широкие ступни с узловатыми пальцами, напоминавшими корни. Один рукав платья был пуст, на другой руке, на самом маленьком из шести пальцев, поблескивало серебряное кольцо. Женщину окутывало облако сладкого аромата яблоневого цвета, составлявшего резкий контраст с угрюмым, печальным выражением ее лица.

Риа стояла неподвижно, как засохшее деревце.

– Квен.

– Ты говоришшшшь правду, – прошептала женщина-дерево голосом, напоминавшим шуршание сухих осенних листьев. – Это дейсссствительно Квен. Та же ссссамая Квен, которая заботилассссь о тебе, когда ты была ссссовсссем малышшшкой, и исссцелила тебя от множесссства болезней и напасссстей.

– И которая собиралась продать меня гоблинам!

Квен провела рукой по спутанным волосам.

– Я вовсссе не хотела, чтобы так сссслучилоссь. Они посссссулили мне многое и сссссказали, что не причинят тебе вреда.

– Ты должна была сразу понять, что они лгут. Никто не доверяет боевым гоблинам. – Девочка пристально смотрела на фигуру, напоминавшую согбенное дерево, изуродованное ветром и непогодой. – А теперь никто на этом острове не доверяет тебе.

– Думаешшшь, я не зззнаю этого?

Моевка приземлилась поблизости от нас и начала рвать клювом траву. Но несмотря на то, что птица дергала и тащила изо всех сил, жесткие стебли не подавались.

– Сссссмотрите, – предложила Квен, шагнула к птице и самым ласковым тоном, на какой только была способна, спросила: – Ессссли я предложу тебе помочь сссстроить гнездо, добрая птица, ты мне позволишшшшь?

Моевка издала резкий крик и сердито захлопала крыльями, отгоняя женщину-дерево. Так продолжалось несколько минут. Птица успокоилась не сразу и, вернувшись к своему занятию, все же продолжала искоса настороженно поглядывать на Квен.

Та с печальным видом обернулась к Рии.

– Ну, вот видишшшшь? Такова моя учасссссть.

– И ты ее заслужила, заслужила, чтобы тебя презирали и гнали прочь!

– Я несссчассстна, сссовершенно несссчассстна! Я думала, что ничего хуже сссо мной уже не может сссслучитьссся. И вот появляетессссь вы. – Она указала узловатым пальцем на Бамбелви. – Сссс этим человеком… голоссссом рока.

Шут поднял голову, и в его глазах сверкнули искорки надежды.

– Может быть, ты предпочитаешь загадки? Я знаю одну потрясающую загадку про бубенчики.

– Нет! – душераздирающе вскрикнула женщина, похожая на дерево. – Прошшшу тебя, Риа. Я бесссконечно ссссожалею. Неужели ты так и не просссстишь меня?

Девочка скрестила на груди руки, перевитые зелеными ветвями.

– Никогда.

Я почувствовал странный болезненный укол в сердце. Слово «никогда» прозвучало у меня в ушах как смертный приговор, словно где-то захлопнулась тяжелая дверь и кто-то с грохотом задвинул железный засов. К собственному изумлению, я почувствовал, что вовсе не злюсь на Квен. Конечно, она совершила отвратительный поступок. Поступок, о котором она глубоко сожалела. Но разве я сам не совершал поступков, о которых мне впоследствии приходилось жалеть?

Я подошел к Рии и прошептал:

– Я знаю, это нелегко. Но может быть, тебе все же следует простить ее.

Девочка окинула меня холодным взглядом.

– Как я могу простить ей то, что она натворила?