Семь причин для жизни

В стихотворении «У колокола цель спрошу» Эмили Дикинсон написала: «И пусть звенят колокола: “Душа взлетела в небо”»[11]. Пожалуй, я по работе слишком часто встречаюсь со смертью, чтобы верить в банальные обобщения. Я понимаю, что для них тоже должно быть место, что у людей существует потребность находить во всем высший смысл, но в целом никакие религиозные категории меня давно уже ни в чем не убеждают. И все-таки независимо от того, верите вы в Небеса или нет, смерть – это событие, связанное с нашим бытием так же, как и сама жизнь. Событие, которое не вычеркнуть из жизни как нечто не заслуживающее внимания до последнего вздоха и не замести под ковер. Если говорить совсем просто: хочешь жить – придется умереть.

К одним из нас смерть приходит внезапно, жестоко, без всякого смысла или причины. К другим – после долгих лет жизни; такую смерть мы можем назвать естественной. К третьим – как что-нибудь между этими двумя крайностями. Но каким бы ни был ее сценарий, смерть – огромная часть моей работы, и я полагаю, с моей стороны было бы весьма непрактичным, если бы я не пыталась находить радость в работе на позитив с умирающими так же, как с выживающими. По-моему, чтобы находить радость в смерти, вера в существование высшего разума не требуется.

Находить же радость в уходе за умирающим – значит помочь ему встретить смерть с гордо поднятой головой. Нельзя встречать смерть, высовывая нос из-под подушки. Нельзя пытаться ее избежать, потому что смерть не ждет, – и ей совершенно все равно, если ты упустил свой шанс оценить ее приход по достоинству. Диане было за восемьдесят, и в реанимации она лежала уже почти неделю. Пациентка страдала ишемической болезнью сердца, в больницу ее доставили с прогрессирующей стенокардией[12]. В итоге развился инфаркт миокарда, и единственным ее шансом на относительно недолгое выживание было целевое лечение с неинвазивной легочной вентиляцией. Я пронаблюдала за Дианой уже две ночные смены подряд, но, как ни жаль, реальных улучшений у нее не заметила. Теперь же, на третью ночь, она понемногу начала жаловаться на то, что ей становится хуже.

Диана лежала, обливаясь потом под маской для неинвазивной вентиляции, ее возбуждение то нарастало, то спадало. Из-под такой маски довольно трудно разглядеть лицо того, кто следит за тобой; эта маска словно заслоняет от тебя весь мир. Та смена выдалась очень тяжелой, меня постоянно куда-нибудь вызывали. Сестра-сиделка Дианы видела, что пациентка медленно угасает, и каждый раз, когда я проходила мимо, показывала мне результаты измерений кровяного давления, на которые я отвечала примерно так: «Она уже на пределе всего, что мы можем. Начнем реально ее терять – тогда и решим, что дальше».

Ночь продолжалась. Очередной вызов, очередная остановка по пути, чтобы проверить, сколько Диане еще осталось до края обрыва. К пяти утра сестра начала замечать на кардиомониторе Дианы пробежки нарушений ритма. Она показала мне результаты очередных измерений и многозначительным взглядом дала понять, что пора готовиться к неизбежному. Я позвонила дежурному врачу, и он согласился с тем, что мы сделали для спасения Дианы все возможное, но теперь, увы, пора приглашать ее близких. Я оставила сестру звонить семье пациентки и поспешила на очередной вызов. А когда вернулась, семья Дианы уже бодрствовала вокруг ее постели, но я прошла мимо, опустив голову, поскольку торопилась к следующему пациенту. Перехватив взгляд сестры, я показала на свой пейджер и сказала: «Простите – пять минут!» Она выразительно закатила глаза.

По пути к следующему пациенту я думала о том, как мне лучше рассказать Диане о том, что ее ожидает. В целом я не чувствую себя неловко, если приходится говорить о смерти, но некоторые моменты в таких беседах все же не могут не удручать. Сообщение близким о неизбежной смерти дорогих им людей может превратиться в рутину; и даже диалоги с пациентами о том, какую помощь они хотели бы получить напоследок, если таковые ведутся за несколько недель или месяцев до предполагаемой смерти, редко выбивают меня из седла. Но беседовать с ними о том же самом за день, а то и за час до исхода – дело совершенно другое.

Для Дианы выбор был невелик.

Вариант 1. Признать, что неинвазивная вентиляция больше не помогает, но все-таки продолжать ее еще несколько часов, понимая, что, скорее всего, пациентка скончается в маске, плотно прижатой к лицу.

Вариант 2. Снять маску, зная, что без нее женщина умрет очень быстро – возможно, уже через пару минут.