Она была простой девушкой, не королевских кровей. Поняла только, что поссорила сына с отцом, и этого ей не простят. Она бы и сама уволилась, но Андрей Валентинович ее опередил. Сухо сказал:
– Возьми расчет. Здесь тебе ничего не светит.
Почему они подозревали ее в корысти?! Когда Катя поняла, что беременна, она приняла это с гордостью, даже и не подумав пойти на аборт. Но и к Петровским не поехала. Какое-то время она еще работала официанткой, пока силы были, потом уехала на родину.
Родители встретили ее недовольно. Мать отхлестала грязным кухонным полотенцем по щекам, отец назвал шлюхой. Бабушки на лавочке у подъезда шушукались и в разговорах с другими клеймили Катю позором. Она родила прелестного мальчика и, пока лежала в роддоме, была счастлива. Ее никто не трогал.
Но потом началось. В родительской квартире было тесно, брат называл маленького Леню чертовым ублюдком, мать норовила простудить, когда купала. Катя загремела с малышом в больницу, освободив на время жилплощадь. Когда вернулась, брат сквозь зубы сказал:
– Как же без тебя было хорошо.
Они упорно не замечали, как хорош малыш. Настоящий ангелочек. Он был ублюдок, обуза, этот крохотный принц. Копия своего отца. И Катя не выдержала, позвонила бывшей хозяйке. Телефон Эвелины Вячеславовны у Кати сохранился, и Лёнина бабушка его, к счастью, не поменяла.
Катя ей честно все рассказала и попросила немного денег. Эвелина Вячеславовна перевела Кате крупную сумму и велела вернуться в Москву. Встретила на вокзале, посадила в свою машину и куда-то повезла.
Едва взяв маленького Леню на руки, Эвелина Вячеславовна растаяла. Она-то сразу увидела, что это не ублюдок, а именно принц. Катя поняла, что ребенка заберет ее величество королева. И смирилась. Но Эвелина Вячеславовна была доброй, а главное, порядочной женщиной, несмотря на «королевский титул». Катю поселили с маленьким Леней в просторной квартире в центре.
Наняли сначала няню, хотя Катя прекрасно справилась бы и сама, но это не обсуждалось. Леня подрос, и появились преподаватели. Леню учили языкам и возили в манеж. Катя была при нем, как когда-то при его отце, служанкой. Она никогда не претендовала на большее.
Но когда Лёне исполнилось четырнадцать, Эвелина Вячеславовна сказала, что внук должен продолжить образование за границей. Катя смирилась тут же, она знала, что сын ей не принадлежит, как только увидела его на руках у бабушки.
Леня уехал, Кате же велено было перебраться в Бережки. Она сопротивлялась, но молча. Всячески оттягивала этот момент. Она знала, что ее голубоглазый бог счастливо женат, у него две дочери. Перед его женой Катя робела. Но ослушаться не посмела.
Месяца два ей удавалось прятаться. Она боялась, что бог ее вспомнит. Боялась и хотела этого. Ведь были же они вдвоем на небесах, всего один раз, но ведь были! Как можно такое забыть?!
Она смотрела в зеркало и прикидывала: сильно ли изменилась? Волосы уже были не рыжие, а каштановые, глаза погасли. Катя располнела, косметикой давно уже не пользовалась. Ей это было ни к чему, мужчины ее не интересовали. Совсем. Она словно утратила плоть после того памятного утра, когда парень с фотографии протянул к ней горячие руки. Катино тело он сжег, развеяв пепел над Москвой. Катя больше никого не хотела. И его тоже.
Разумеется, он ее не узнал. И не вспомнил. Жизнь потекла своим чередом. Катя большей частью пряталась в своей угловой комнате, куда никто не заходил. Уборку делала сама, сказала, что ей это не в тягость. Она невольно полюбила и Анастасию Сергеевну,
Леня был хорошим мальчиком, часто звонил. Эвелина Вячеславовна говорила, что внешне он необычайно похож на отца, но характер гораздо мягче. Нет в Лёне-младшем ожесточенности, бунтарства, тяги к необдуманным поступкам. Хотя в чем-то он, конечно, вылитый отец. Девушки сходили по младшему Петровскому с ума. Но он отдавал предпочтение учебе. Эвелина Вячеславовна боялась, что рано или поздно внук сорвется.
– Он ведь Сгорбыш, – сказала как-то она. – Стоит только посмотреть на эти губы. Ах, Паша, Паша. Никогда ты меня в покое не оставишь. Хотела бы забыть, да не получится.
Катя не поняла, но переспросить побоялась. Она старалась быть полезной тем, кого любила. Вязала им теплые шарфы, чтобы женщины не простудились. И с особым чувством вязала эти шарфы для своего бога. Она, единственная из женщин, обожала его бескорыстно, даже платоническая любовь была не тем чувством, которое Катя испытывала. Не любовь, нет. Благоговение. Она и на те фотографии смотрела без желания обладать. Звала его всегда Леонидом Андреевичем. На строгое замечание Эвелины Вячеславовны сказала:
– И не просите. Леня – это мой сын. А ваш – Леонид Андреевич.