Семь рыцарей для принцессы

— Спасательный отряд возвращается! — крикнул кто-то, и все в едином порыве обернулись к последнему из работающих телепортов. Спасательный? Герман переглянулся с Бертом, но тот пожал плечами.

Сноп сиреневых искр возвестил о скором перебросе. Овал телепорта озарился вспышкой, и во двор училища шагнула Стефания.

Девушка с видимым наслаждением втянула носом воздух, но тут же надсадно закашлялась, схватилась за грудь и согнулась пополам. Появившаяся следом Ситри поддержала подругу за плечи и что-то шепнула. Следом за ними вывалились Ролан с Вуди, оба грязные как свиньи, а Ролан еще и злой, почти как всегда. А вот последними двое спасателей вынесли накрытые курткой носилки. Кисть с коркой засохшей грязи безжизненно свисала вниз.

Берт вцепился в Германа, будто забыв, что боялся причинить боль.

Герман пытался нащупать эмоции человека на носилках, но… их просто не было.

— Он без сознания? — Берт сильнее стиснул пальцы на локте друга. — Как Рене, да?

Герман покачал головой.

— Прости. Он мертв.

— Его звали Свен, — двое бывших приятелей Ролана из команды Германа подошли к ним. — Мы провалили задание, но хотя бы живы, а он…

Медики обступили Стефанию, но она яростно отмахивалась от помощи. Ребра ныли, и все же она уже поняла, что перелома не было. Трещина, не больше. От такого не умирают, по крайней мере, не сразу.

— Прочь! — она вырвалась и проковыляла к скамейке. Внутри была зияющая пустота — она выиграла, она победила. Но почему нет радости? Потому что ее не приняли как лидера? Ее, кто учился руководить с пеленок?

— Bölvun! — смачно выругалась она излюбленным словечком Ситри. Облегчения это не принесло. — Bölvun, bölvun, bölvun!

— Стефания? — Берт заслонил собой свет и, наклонившись, протянул руку. — У тебя лицо в крови.

Она отшатнулась, избегая прикосновения. Омерзение от вида этой смазливой мордашки, этой милой улыбки, огромных, лучащихся сочувствием глаз скрутило внутренности в узел.

— Чего тебе надо? — прошипела она. — Убирайся.

— Но Фанни…

— Какая к демонам Фанни?! — она вскочила, едва не задохнувшись от боли, но не дернула ни мускулом. — Ты, бесхребетный червяк! Иди, поплачь на плече у своего самоуверенного дружка! Видеть вас всех не желаю!

Она размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

Альберт потер щеку, грустно улыбнулся — да чтоб он подавился своей улыбочкой! — и потрепал Стефанию по голове. От такого обращения она даже растерялась. Не успела ударить уходящего нахала как следует. Вместо этого заплакала сама, от жалости к себе, к своей судьбе, от обиды и гнева. И совсем немного — от жалости к Свену. Он, в общем-то, был неплохим парнем. Точнее, Стефания его просто не замечала прежде. Был он или не был, сейчас он мертв, а его смерть еще аукнется всему отряду. И от этого Стефания пуще прежнего заливалась злыми отчаянными слезами.

В таком виде ее и нашли врачи и забрали в медицинское крыло. Стефания больше не сопротивлялась.

Берт видел, как ее увели. Погладил щеку, все еще горящую от не по-девичьи сильного удара, проводил девушку печальным взглядом. Вот дурочка, и когда только поймет, что не нужно защищаться от друзей?

— Идем, — к нему подошел Герман и положил руку на плечо. Заглянул в глаза и сразу все понял. — За что тебя ударили?

— Ты даже не спросишь, кто? — замялся Берт. В теории он понимал, что надо как-то ограничивать свои эмоции, чтобы не мучить эмпата, они с Германом как-то обсуждали тему его способностей. Напрямую это не прозвучало, но Берт уверился, что его несдержанность иногда ранит Германа. Но одно дело хотеть сдержаться, а другое — суметь.

— Если бы тебя ударила Ситри, мы бы с тобой встретились в больничном крыле, — усмехнулся Герман. — Стефания — птица не нашего полета. Лучше просто не лезь к ней, переделать все равно не получится. Да и не к чему.

Берт был с ним категорически не согласен, но по привычке не стал озвучивать свое мнение вслух. Иногда мысленно он вел с другом пространные споры, но ни разу не решился сделать этого в действительности, все равно Герман для него был слишком умен.

— Да, Герман, — уныло согласился он и отвел глаза.

Измученные курсанты полагали, что теперь им дадут заслуженный отдых, но как бы не так! Спустя час, после всех необходимых проверок и медицинских процедур явился сам куратор практики, Дамиан Эрно. Он критическим взглядом окинул грязную, потную, местами окровавленную толпу, скривился и негромко выдал:

— В помывочную. Всех. Срочно.

Берт как обычно ничего не понял, но заранее испытал ужас перед этим загадочным местом, а Герман устало приложил ладонь к лицу и покачал головой. Специально он не старался, но от учителя исходило тщательно подавляемое беспокойство, источник которого, увы, юный эмпат различить не мог. То ли в силу неопытности, то ли это в принципе было невозможно. Герман попытался ненавязчиво просканировать Эрно, неловко обходя прилипчивые эмоции собравшихся, что уже само по себе сложно. Но тут рядом с куратором возник учитель Гротт, и Германа отрезало так резко, что он пошатнулся и удержался на ногах только благодаря отирающемуся поблизости Альберту.