— Да не буду я раздеваться! — неожиданно для себя вспылил Герман. Так завелся, что даже не попытался просканировать Марка. Иметь дело с людьми, поведение которых невозможно просчитать, он не любил, это выбивало из колеи. Герман сделал еще одну пометочку — поработать над этим на досуге.
— Почему?
— Потому… — Герман не нашел убедительного аргумента. — Потому что не хочу.
Марк неожиданно тоже растерялся:
— А… ну… Тогда ладно.
Герману ни с того ни с сего стало весело. Представив их диалог со стороны, он увидел, каким нелогичным он был, и как нелогично вел себя сам Герман.
— Может, в другой раз, — пообещал он. — Зачем я понадобился?
Марк перестал елозить на стуле и водрузил очки на их законное место на переносице:
— Спешу сообщить, что с этого дня ты моя дипломная работа.
Герман открыл рот. Закрыл. Собрался с мыслями и все-таки спросил:
— Что это значит? Как человек может быть дипломной работой? И почему я?
Марк ответил не сразу:
— Мне предложили. Я согласился. Знаешь, такие предложения делают не каждый день. Такие сложные переплетения энергетических каналов, невероятная чувствительность, я уж молчу про ментальные возможности! — Он снова оседлал любимого конька. — Ты мой первый менталист, я даже немного волнуюсь.
Об этом кроме Берта, декана и нескольких преподавателей никто не знал. Если информация просочится в массы, от Германа не просто будут интуитивно шарахаться, как сейчас, но вообще возненавидят. Люди всегда ненавидят тех, кто понимает их лучше их самих.
— Кто? — перебил Герман. — Кто предложил? Кишман?
Медмаг вошел в раж и сдал своего благодетеля с потрохами.
Герман вернулся в казарму, но не пошел сразу в свою комнату. В конце коридора было окно, и он сел на подоконник, а спустя минут десять к нему присоединился Альберт.
— Расскажи, — попросил он и положил теплые ладони ему на колени. Это успокаивающее тепло коснулось не только тела, но и тех самых сенсоров, которыми так восторгался недавно Марк. Герман убедился, что никто их не услышит и сказал:
— Гротт что-то задумал.
Урок 12. Все можно оправдать необходимостью, правда, девушки этого не всегда понимают
Доводы Германа показались Стефании настолько убедительными, что она тут же решила им не доверять. Что ей руководило — упрямство или здравый смысл, она не задумывалась, а потому выскочила из комнаты следом за парнем и отправилась искать учителя Эрно.
— Стефания Дидрик? — в голосе, который вызывал у нее благоговейные мурашки, не слышалось и капли удивления. Стефания догадалась, что ее ждали.
Уверенность мгновенно улетучилась, и Стефания помялась у двери, прежде чем войти. В кабинете помимо Эрно присутствовали учителя Кишман и Гротт, и если первый излучал показное добродушие, второй был хмур как небо в сезон дождей.
— Задерживаетесь, юная леди, — укорил ее Савелий.
— Вы меня ждали? — Стефания изобразила удивление, но лишь для того, чтобы скрыть нахлынувшее раздражение. Герман оказался прав настолько, что стало противно и обидно. Как он смел быть таким… проницательным? Слово “умный” она не позволила произнести себе даже мысленно, не заслужил пока.
— Учитель Эрно сказал нам, что вы придете, но не уточнил, что придется ждать так долго.
— Ну извините, — процедила Стефания. Ах, как ее бесила эта кучка лощеных педагогов! Думают, что все о ней знают, смотрят как на очередную капризную студенточку. Особенно Кишман, он ей не нравился, и плевать, что с его попустительства их с Ситри зачислили после официального окончания приема документов.
Эрно, наблюдавший все это время молча, не выдержал:
— Не тяните время. Вы пришли поговорить о големах, так начинайте. Как вы уже поняли, инцидент произошел лишь в вашей команде, — куратор прищурился, внимательно изучая Стефанию, и до нее не сразу дошло, что это проверка. Ну уж нет, ее так просто не возьмешь.
— Если вы в курсе, почему не вмешались? Вы ведь могли нам помочь. Вы могли спасти Свена! — кажется, еще минуту назад она собиралась сказать совершенно другое, да и парня если и было жаль, то лишь отчасти. Его судьба волновала мало, в отличие от своей собственной, и учитель почти сразу озвучил ее настоящие мысли.
— Здесь военное училище, — отрезал Дамиан, — а не детский сад. На войне никто не будет следить за соблюдением правил. Для вас для всех случившееся должно послужить хорошим уроком, и если желаете стать солдатом, ведите себя соответствующе. А нет — до инициации еще есть время, чтобы забрать документы.
Стефания замерла с открытым ртом.
— Ну, что же вы, учитель Эрно, так давите на девушку, — промурлыкал Кишман. Дамиан дернулся, обжигая того гневным взглядом, не иначе желал испепелить и прах смыть в самом грязном общественном туалете — мужском. — Она всего лишь студентка, к тому же смотрите, какая хорошенькая. Она напугана, а вы…
— Я не напугана! — возразила Стефания. Хотела продолжить, но ее оборвал Гротт, все это время хранивший скорбное молчание: