Семь шагов к самадхи

На санскрите каждое слово имеет множество значений. На западе думают, что это не очень хорошо. Слово должно иметь только одно значение, должно указывать на одно. Только тогда может быть наука речи, только тогда язык может стать техническим, научным. Поэтому одно слово должно иметь только одно значение. Но санскрит не научный язык, это религиозный язык. Если те люди, которые говорят на санскрите, заявляют, что их язык — божественный, это о чем-то говорит. Каждое слово имеет множество значений, ни одно слово не затвердело, не твердо, оно текуче, жидкое. Вы можете извлечь из него множество значений. Зависит от вас. У него есть много теней, много оттенков, оно не есть мертвый камень, но живой цветок.

Если вы смотрите утром, он выглядит по-другому, если на тот же цветок вы смотрите вечером, он выглядит по-другому. Потому что сменилось все окружение. Вечером, когда вы смотрите, тот 6* же цветок окружен совершенно другой поэзией. Утром он был счастливым, живым, танцующим, был наполнен столькими желаниями, надеждами, снами, может, надеялся завоевать целый мир. Но к вечеру желания испарились, появилось много разочарования, теперь цветок не надеется на многое, он немного в депрессии, немного печален. К вечеру жизнь доказала свою иллюзорность, цветок находится на своем ложе смерти, увядший, закрытый, нет снов, нет надежд.

Слова санскрита подобны цветам, у них есть настроения. Вот почему санскрит можно интерпретировать миллионами способов. Гита имеет тысячу комментариев. Вы не можете представить себе, чтобы Библия имела тысячу комментариев, это невозможно! Вы не можете представить себе Коран в тысяче комментариев, нет ни одного комментария к нему. К Корану никогда не писались комментарии. Есть тысяча комментариев Гиты, но даже этого количества недостаточно. Каждое столетие прибавляет много других комментариев к ней, и до тех пор, пока человеческое сознание находится на поверхности, будут появляться все новые и новые комментарии. Гита не может исчерпать себя, она неисчерпаема, потому что каждое слово обладает множеством значений.

Санскрит жидкий, текучий, подвижный, это хорошо, потому что это дает вам свободу. У читателя есть свобода, он не раб, слова на него не налагаются, он может играть с этими словами. Он может изменить свое настроение благодаря этим словам и может изменить слова благодаря своему настроению. Гита — живая, все живое имеет свои настроения, только мертвые вещи не обладают настроениями. Английский в этом смысле — мертвый язык. Это выглядит парадоксально, потому что английские ученые продолжают говорить, что санскрит — мертвый язык, из-за того, что на нем никто не может говорить. Они правы в своем роде, потому что никто не умеет говорить на нем, в этом смысле он мертвый язык, но на самом деле мертвы современные языки.

Теперь никто не говорит на санскрите, но он — живой язык, само его качество — живое, каждое слово обладает своей собственной жизнью, меняется, течет, подобно реке. Много можно выразить благодаря игре санскритских слов, они построены таким образом, что если вы сконцентрируетесь на них, вам откроется множество миров значений.

Он сосредотачивает свой ум, не отклоняясь, на смысле духовных слов. Он живет в монастырях.

Сначала он концентрируется на Ведах, на древних писаниях. Эти писания не просто книги. Они не написаны ради какой-то цели, помимо раскрытия определенных глубоких секретов. Они не для того, чтобы прочитать, наслаждаться и выбросить как прочитанные романы. Их нужно обдумывать, размышлять над ними, медитировать на них. Вы должны настолько глубоко погрузиться в них, чтобы это глубокое погружение стало естественным для вас. Они не были написаны писателями, теми, кто ничего не знает, и только из-за эгоистического чувства создает свои произведения.

Гурджиев делит все писания на два типа. Один тип он называет субъективным, один тип называет объективным. Эти писания, Веды, Упанишады, объективны, не субъективны. Вся литература, создаваемая нами, субъективна, писатель помещает в нее свою субъективность. Поэт, современный поэт, художник, современный Пикассо, или романист, тот кто пишет всякие истории, они помещают свой собственный ум в свои произведения. Их не заботит тот человек, который будет все это читать, помните об этом, их больше заботят они сами. Для них это катарсис. Они внутри сумасшедшие, озабоченные и это они хотят выразить.