Семь шагов к Сатане

– У меня нет выбора, – рассмеялся Консардайн, – поскольку это шея моего старого врага, которого уже десять лет нет в живых.

Сатана еще одно-два мгновения изучал его, но без дальнейших комментариев. Затем повернулся ко мне.

– Вы приняли решение, – сказал он – Когда вы хотите подняться на ступени?

– В любое время, – ответил я. – Чем скорее, тем лучше. Прямо сейчас, если это возможно. Я чувствую, что мне везет.

– Консардайн, подготовьте храм, – распорядился Сатана. – Ева, попросите тех, кто есть в доме, собраться через полчаса.

Он смотрел им вслед. Девушка вышла через стену, ни разу не оглянувшись, Консардайн – через дверь, ведущую в прихожую. Несколько долгих минут Сатана сидел молча, разглядывая меня. Я спокойно курил, ожидая, пока он заговорит.

– Джеймс Киркхем, – сказал он наконец, – я говорил вам, что вы мне нравитесь. Все, что я с тех пор в вас увидел, нравится мне еще больше. Но должен предупредить вас. Не допускайте, чтобы досада или чувство неприязни, которое вы испытываете к Еве Демерест, стали бы причиной хоть малейшего вреда для нее. Вы не такой человек, которому следует угрожать, но… обратите внимание на это предупреждение.

– Я о ней и не думаю, Сатана, – ответил я. – Но признаюсь, меня интересует, какое высокое предназначение ей уготовано.

– Высочайшая судьба, – снова в его голосе звучала неотвратимость. – Высшая честь, которая может выпасть на долю женщины. Я расскажу вам, Джеймс Киркхем, чтобы вы поняли всю серьезность моего предупреждения. Раньше или позже я вынужден буду посетить свой другой мир. Когда это время придет, этот мир я передам своему сыну и наследнику, и матерью его будет – Ева!

9

Считаю одним из своих величайших достижений то, что воспринял это адское провозглашение с абсолютным внешним спокойствием. Конечно, я был подготовлен. Несмотря на кипевшие во мне гнев и ненависть, я умудрился поднять бокал, рука моя при этом не дрожала, а в голосе звучали лишь естественное удивление и интерес.

– Действительно, высокая честь, сэр, – сказал я. – Вы простите меня, если я выскажу некоторое недоумение вашим выбором. Я думаю, для вас какая-нибудь императрица, по крайней мере особа королевской крови…

– Нет, нет, – прервал он меня, но я видел, что лесть он проглотил, – вы не знаете эту девушку. Пристрастность вас ослепила. Ева так же совершенна, как те шедевры, что окружают меня. Ее красота сочетается с интеллектом. У нее есть смелость и индивидуальность. А если какие-то другие качества, которые желательны в моем сыне, в ней отсутствуют, я сумею их дать. Он будет – мой сын. Его воспитание будет в моих руках. Он будет таков, каким я его сделаю.

– Сын Сатаны! – сказал я.

– Собственный сын Сатаны! – в его глазах сверкнуло пламя. – Мой истинный сын, Джеймс Киркхем!

– Вы понимаете, – продолжал он, – что здесь нет ничего вроде так называемой… любви. Какая-то эмоция… да, но только такая, какие вызывают во мне подлинно прекрасные вещи. В сущности это исключительно вопрос селективного отбора: у меня эта мысль давно, но в предыдущих отобранных образцах мне… не везло.

– Вы хотите сказать…

– Рождались девочки, – хмуро сказал он. – Я был разочарован. Поэтому они прекратили существовать.

Теперь под непроницаемой тяжелой маской лица я разглядел китайца. Отчетливая раскосость глаз увеличилась, скулы стали еще больше выдаваться. Я задумчиво кивнул.

– Но если вы снова… – я хотел добавить «будете разочарованы».

Он прервал меня такой вспышкой демонической ярости, какую я видел в эпизоде с Картрайтом.

– Не говорите этого! Даже думать об этом не смейте! Ее первый ребенок будет сыном! Сыном, я говорю!

Не знаю, что бы я мог ответить или сделать. Смертельная угроза, прозвучавшая в его голосе, и высокомерие, с каким он говорил, вновь разожгли мой тлевший гнев. Спас меня Консардайн. Я слышал, как открылась дверь, и угрожающий взгляд на мгновение оторвался от меня. У меня появилась возможность прийти в себя.

– Все готово, Сатана, – объявил Консардайн. Я нетерпеливо встал, и эта нетерпеливость не была поддельной. Я сознавал поднимающееся во мне возбуждение, безрассудный подъем.

– Ваше время настало, Джеймс Киркхем, – голос Сатаны был опять лишен выражения, лицо стало мраморным, глаза сверкали. – Еще несколько минут – и я могу быть вашим слугой, а мир – вашей игрушкой. Кто знает! Кто знает!

Он отошел к дальней стене и отодвинул одну из панелей.

– Доктор Консардайн, – сказал он, – вы проводите неофита в храм.

Он взглянул на меня, почти ласково – скрытый дьявол облизал губы.

– Хозяин мира! – повторил он. – А Сатана – ваш верный раб! Кто знает!

Он исчез. Консардайн глубоко вздохнул. Заговорил он намеренно сухо.

– Хотите выпить перед попыткой, Киркхем?

Я покачал головой, возбуждение мое все усиливалось.