Есть что-то зловещее в здешних чайках. Огромные, с неестественно большим размахом крыльев, с крючковатыми желтыми клювами и колоссальными перепончатыми лапами. Они не приручены, но приближаются к людям уверенно и агрессивно. По утрам я люблю часок позагорать у бассейна. Они подходят вразвалку к лежаку, дергая головами в мою сторону, потом отступают, потом опять приближаются. Они обыскивают урны с мусором, шумно бьют крыльями, рассекая теплый воздух. Я вижу, как повар, в безнадежной попытке отогнать их, выскакивает из кухни. Он вооружен шваброй и визгливым потоком греческой брани. Чайки похожи на мародеров, слетевшихся поживиться падалью. На гангстеров, что работают в одиночку, криками предостерегая друг друга об опасности. Однако они действуют организованно, как эскадрон бомбардировщиков, тяжелые крылья начинают бить по моему балкону, как только уходит муж, а затем они исчезают в серо-голубой дымке рассвета. Я побаиваюсь этих птиц.
Мне понадобился год, чтобы разыскать ее последнюю любовницу — женщину, с которой Линдси встречалась перед тем, как ее убили, — чтобы все о ней разузнать и найти к ней подход. Я располагала лишь нечетким газетным снимком заплаканного, искаженного лица. Еще одна амазонка, облеченная властью и успехом. Но скорбь была настоящей. И я не сомневалась: если я сумею ее найти, она будет говорить со мной.
У меня нет близких подруг. Я предпочитаю компанию мужчин. С женщинами мне скучно, мне претят их секреты и переживания, эта эгоистичная уверенность, что я должна сочувствовать их бесконечным печалям и мелким бедам. У всех моих знакомых оксфордских жен было всего три темы для разговора: их седеющие мужья, ужасные дети и неизбежные разочарования, прошлые и нынешние. Чашка кофе с тех пор неизменно ассоциируется у меня с монотонным женским нытьем. Они поступили во второразрядный колледж, рекомендованный школьной директрисой. Директриса сама там училась — правда, задолго до войны. В колледже их третировала завуч-грымза — каждую из них, лично. Разумеется, старая карга завидовала их молодости, красоте и уму. Каждой пришлось оставить самостоятельные исследования, которые принесли бы им мировую славу, чтобы стать недооцененной помощницей мужа. Всегда было почему-либо слишком поздно подавать на грант (стипендию, конкурс). Они бы непременно выиграли, все как одна, несмотря на большое количество претендентов, — стоило лишь заполнить бланк заявления. И теперь их разъедает обида. Их труд опубликовали под чужим именем, они ходили на интервью, но их не взяли из-за возраста. Ноющий голос всегда один и тот же, и всегда кто-то другой виноват в их среднем возрасте, среднем достатке, средних способностях. Их мир — желтый, исполненный бессилия и злобы. Они сидят в своих уютных кухнях, обставленных сосновой мебелью, на викторианских диванчиках с цветочным узором, и цедят густую, вязкую горечь. Считается, что цвет зависти — зеленый, но я всегда представляю их желтыми, над извечной чашкой кофе: боязнь рака разрастается в отвисших грудях, а они все пестуют свое желтое, жиреющее разочарование.
Но я-то всегда добиваюсь своего.
Я нашла в Интернете ее электронный адрес: helena.swann@leaderproducts.net.uk
— и отправила весьма загадочное послание.Дата:
Тема: Линдси де да Тур
дорогая елена я одна из любовниц линдси и должна поговорить с вами ради нее ответьте на этот адрес как можно скорее сем
Несколько дней ответа не было. Потом срочное сообщение заглавными буквами:
СЕМ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, КТО ВЫ ЕСЛИ ВАМ ЕСТЬ ЧТО СКАЗАТЬ, ПОЗВОНИТЕ 020.7485.6823 Х2718
ЕЛЕНА
Сообщение победоносно мерцало на бледно-голубом экране мужниного компьютера, и я набрала номер. Страх ее заметно поубавился при звуках моего интеллигентного голоса.
— Да, в школе. Мы были лучшими подругами.
— Я замужем. Мой муж знает.
— Я тоже замужем. Ему все равно.
Линия фонит от облегчения, звучащего в ее голосе.
— Дознание. Это было ужасно.
— Прошло больше года.
— Я знаю. Не отпускает.
— Вы очень ее любили?
Резкий, глубокий вдох.
— А вы разве?..
Время лгать.
— Я до сих пор люблю ее.
Она выдыхает.
— Я тоже.
Мы молчим, в полном согласии.
— Нам нужно встретиться.
— На следующей неделе?
— Вы бываете в Лондоне?
— Я приеду.
— Можно вас кое о чем спросить?
— Спрашивайте.
— Вы не боитесь?
— Чего?
— Что он все еще здесь.
— Он все еще здесь.
— Но вы не думаете…
— Что?
— Что это личное. Что мы следующие.
— Да. Иногда. — Пауза. — Вы живете с мужем? Он знает, что вы боитесь?
— Нет. Я не могу об этом говорить.
Пауза.
— Мы встретимся. Мы должны встретиться.
— Тогда приходите.
— Приду.
— Сем?
— Да.
— За мной следят.
Она разражается истерическими всхлипами.